19 марта 2024  05:43 Добро пожаловать на наш сайт!
Поиск по сайту

Дискуссия "Куда идет Украина"



Лазарева Елена


Право на правду. Записки беженки

 

Говорят, правда у каждого своя. А истина всегда лежит где-то посередине. Но когда тебя вдруг захлёстывает поток лжи, которой не видно ни конца, ни края, остаётся лишь верить своим глазам. И отстаивать общечеловеческое, данное свыше право на правду.

 

Ещё не так давно я была гражданкой Украины. Жила и работала в Киеве, который считала лучшим в мире городом. Строила планы. И даже в самые тяжёлые периоды искренне радовалась жизни, наслаждалась возможностью гулять по красивейшим улицам древнего города. Писать стихи и читать их в уютных киевских кафе, в которых царил дух творческой свободы. Там можно было смело высказывать свои мысли, не опасаясь получить пулю в лоб или удар в спину. Это был мирный и безопасный город. Его больше нет. Нет страны, в которой я жила. Есть новый Киев и новая Украина, в которой нет места для меня. Сегодня я — беженка. Для кого-то из моих вчерашних друзей — беглянка. Но мне уже всё равно, что они думают обо мне. Я увезла с собой свою правду. Ту, которая живёт в моём сердце. Пишу рвано — на эмоциях. По-живому. И стёклышки-мысли, как будто в калейдоскопе, складываются в картину, на которую я сейчас смотрю уже со стороны и со всей остротой осознаю, что случилось с моей страной.


«Хайль, Янукович!»

 

Началось всё в декабре 2013 года. У меня был друг. Поэт. Прежде мы неоднократно с ним сиживали на кухне, часами могли говорить о литературе. Человек, который поддерживал меня в редкие минуты творческой апатии, находил нужные слова для того, чтобы встать и с новыми силами идти по жизни. Помню, как навещала его в больнице. Как мы мечтали о совместных прогулках по городу, где история смотрит на тебя изо всех щелей. 
Всё переменилось в один миг. Не знаю, чем пленил коренного русскоязычного киевлянина Майдан, только близкий человек вдруг резко стал чужим. Однажды вечером перед тяжёлой вечерней сменой я вместе с подругой заглянула к нему на минутку и была встречена на пороге криком: «Хайль, Янукович!» Впервые за время моего пребывания в Киеве меня ткнули носом в донецкую прописку, и кто? Человек, которому я доверяла. Было больно. А вдогонку полетело обидное стихотворение о «трудовом Донбассе», который пахал в ночную смену, пока «патриоты» стояли на Майдане.

 

Майдан

 

Не стояла ни одного дня. Притом, что Янукович как президент никогда не был мне симпатичен. Не вышла на Майдан сначала потому, что не видела среди его так называемых лидеров ни одного, которому можно было поверить. Потом появились другие причины не выходить. Акты вандализма: разрушение исторического центра, вырубка каштанов, которые были визиткой города. Мой знакомый чуть ли не со слезами на глазах рассказывал: «Понимаешь, я под ними с будущей женой познакомился. Предложение ей делал. А теперь они остались только на свадебных фотографиях...» Я верю его горю больше, чем рассказам о многочисленных жертвах Майдана. Друзья начали бессовестно врать, пытаясь переманить на свою сторону. То якобы моего знакомого молодого поэта ранил «Беркут», а он оказывается жив-здоров. То другой поэт в своём стихотворении «хоронит» девушку-врача, которая на самом деле выжила. Пляски на костях. Спекуляция на чужом горе. Тошно. Невольно почувствовала себя здоровым человеком, которого заперли в психушке. Тогда возникла первая мысль — надо бежать. Но ещё жива была призрачная надежда на то, что мои соотечественники опомнятся и поймут, кого они хотят привести к власти.

 

Покрышки

 

О том, что их жгли на киевских баррикадах, слышали все. В течение почти месяца активисты и патриоты безжалостно травили своих сограждан. Живя за пять станций метро от Майдана, я начинала кашлять, выходя на улицу. Родственница моего знакомого перенесла химиотерапию, вроде бы, тяжёлая болезнь отступила, и вдруг — рецидив. У пожилой тёти другого знакомого открылась астма. Молодая пара, проживающая в центре города, почти на три месяца была вынуждена лишить своих малолетних детей прогулок. Патриотам Украины оказалось не жаль ни исторического центра столицы, ни его жителей. Мол, каштаны можно высадить, исторический центр отстроить, а люди — какая революция без жертв?

 

«Менты»

 

Поссорилась ещё с одним другом — посмела пожалеть убитых милиционеров. «Ментов». А почему, собственно, я не имею права жалеть погибших людей? Людей, которые выполняли свой долг и были брошены на произвол судьбы как старой, так и новой властью? Жаль до слёз ребят, погибших на Майдане. Работника службы охраны районного отдела внутренних дел, которого убили недалеко от дома, где я жила. Этот парень вообще не имел никакого отношения к Майдану — просто попал под раздачу, когда радикалы сказали «Фас!» своим малолетним приспешникам. Жаль тех, кто стоял, прикрываясь щитам, под градом булыжников и бутылок с коктейлем Молотова. Коллега рассказала, что там стоял сын её подруги — срочник. На нём загорелась одежда. В чём провинился этот мальчик перед старой и новой властью. За что с ним так?!

 

На линии огня

 

В Киеве три дня не работало метро. Ходили домой пешком через центр. Дорога в один конец — почти четыре часа. Об отдыхе можно забыть. Страшно. Не верю тем, которые говорили, будто им не страшно. Над Майданом — дымовая завеса. Слышны выстрелы. Что бы кто ни говорил — началась война. Покупатель в магазине, где я работаю, рассказал историю. Худенький паренёк, работает бухгалтером в частной фирме. Хозяин во избежание мародёрства попросил забрать домой документацию. Шёл парень тем же маршрутом, что и мы, только двумя часами позже. Из подворотни выскочил тип «майдановской наружности» (военная форма из секонда, ленточка в цветах украинского флага), направил ствол. Бухгалтер с перепугу огрел его по голове рюкзаком с документацией — навскидку, килограммов пять. Далее — с его слов: «Сел на него верхом, звоню в милицию, а сам чуть не плачу. И стыдно, и страшно. Ствол в стороне валяется — молюсь, чтобы этот тип не очухался». Милиция приехала в считанные минуты. Оказалось, майдановский умелец сконструировал свой самопал таким образом, что тот разорвался бы при первом выстреле. Бухгалтера успокоили, доставили домой. Для меня этот перепуганный парнишка — настоящий герой, а вовсе не беспредельщики, громко именующие себя революционерами.

 

Совок и овощ

 

«Совок» и «овощ с гнильцой» — это я. А ещё — фашистка и дура безмозглая. Так меня называют вчерашние друзья. Странно, что люди, якобы борющиеся за европейские ценности, оказались столь нетерпимы к противоположному мнению. Свобода слова по-украински во всей красе. Я — враг, потому что не с ними. Говорят, был полицейский режим. Возможно. А стал — тюремный. По городу ходят толпы молодчиков в бронежилетах, кичатся своей эфемерной властью. Пешки возомнили себя королями. Любой может тебя остановить, досмотреть. И никто не вступится. Одни позлорадствуют, другие побоятся попасть под раздачу. Ситуация. Вышли с подругой на рынок. Подходят два самооборонца. Один — в бронежилете. На голове — милицейская каска, натянутая на шерстяную шапку — великовата мальцу. Скажу так. «Коррумпированная» милиция могла максимум попросить прохожего предъявить документы. И то, если ты нетрезв или нарушаешь общественный порядок. Эти поборники европейских ценностей потребовали, чтобы подруга... показала кольцо. Личную вещь. Хорошо, хоть раздеться донага не заставили. Шок. Я — бесправный гражданин якобы европейского государства. Спасибо, ребята, услужили. Культурная элита Киева брызжет слюной — обвиняют в предательстве. Нисходит беспощадное озарение: я здесь чужая со своей неудобной правдой. Окружающим хочется верить в мифы. В то, что всё наладится и Украина «заживёт». Я верю своим глазам. Больно.

 

Русских бьют

 

Не верьте, что майдановцы лояльны к русскоговорящему населению. Лояльны до тех пор, пока не утвердились окончательно. И то, на словах. Ещё случай. Бывший коллега поехал в центр купить плёнку для своего фотоаппарата. Снимает исключительно пейзажи и фасады исторических зданий. Аполитичен. И напрасно — во многом приходу к власти радикалов способствовала инертность здравомыслящих украинцев. На выходе из подземного перехода принял входящий звонок от матери. Услышав русскую речь, радикалы из числа футбольных болельщиков, которые околачивались поблизости, накинулись на него всей сворой. Благо, тогда ещё милиция работала — отбили.

 

Покупатели в магазине внезапно заговорили по-украински. Лучше бы они этого не делали! Двух минут общения хватало, чтобы возжелать одного: уехать на край света и никогда больше не слышать слов «пэрвый», «вопшэ», «конхвэты», «пыченнячко» (печенье, если кто не понял, то, которое по-украински — «печиво»). И эти люди пытаются мне запретить говорить на русском языке?

 

Болезненная ссора с матерью. Позвонила в страхе: в мой родной город в Донецкой области приехали ребята в камуфляже — с акцией устрашения. Местная молодёжь смогла дать им отпор. Настрой у матери был боевой. Мол, я всю жизни говорила по-русски, никто меня не заставит отказаться от родного языка. Грозилась записаться в партизанский отряд. Я на свою голову рассказала об этом случае у себя на странице в сети. Написала статью в местную газету. Теперь я — враг. Надо было молчать — как бы чего не вышло. (Позже, когда я уже буду находиться на территории России, она обвинит меня во лжи. Сладок самообман — можно убедить себя, что «в Багдаде всё спокойно». Только похмелье будет горьким, так не лучше ли посмотреть правде в глаза?)

 

Самооборона

 

В Киеве — анархия. Как сказала тёща одного из немногочисленных оставшихся друзей, махновщина без Махно. По городу ходят вооружённые люди. На въездах в город — блокпосты. Хорошо ещё, если люди просто патрулируют свой район. Есть и другие. По соседству живёт один «координатор Майдана». Все разговоры — об оружии, бронежилетах (ребята бомбанули милицейские склады). Под хмельком хвастается, что заработал «кучу баксов». Бравые вояки контролируют оживлённый участок трассы. Водители сетуют, что даже гаишники скромнее брали. 
Друг, который работал в отряде добровольцев, рассказал случай. Милиция задержала вора. Он начал вопить: «Я — активист Майдана!» Налетели старушки со всего двора, набросились на милиционеров. По шумок мародёр благополучно сбежал. Наверное, случай не единичный. Милиционеры боятся задерживать преступников. Вся надежда — на добровольцев, которых не успел подмять под себя Майдан.

 

Титушки

 

Один из самых знаменитых мифов. Говорю как на духу: это как планета, которую никто не видел, но все слышали о том, что она якобы есть. За всё время «революции» не видела ни одного. Правда, так называли меня и тех знакомых, кто не поддерживал майдановцев. А ещё — сепаратистами. До последнего надеялась, что Украина всё-таки сохранит свою территориальную целостность — хороша сепаратистка, нечего сказать. Навалилось одиночество. Душевные и физические силы на исходе.

 

«Фашисты побэдылы!»

 

Он — грузин. Стоял на Майдане с самого начала вместе с друзьями. Когда всё только начиналось, вполне мирно дискутировали. А потом он остановил меня в коридоре этой самой фразой. Ещё и пригрозил, простите, вздёрнуть на своём предмете мужской гордости. Опасаясь за свою безопасность, предала этот эпизод огласке — у себя на странице. Советы знакомых удручают — «побить нахала», «пожаловаться на Майдан в какую-нибудь сотню». Надо бежать... Покупатели обнаглели сверх меры. Пожилая длиннокосая дама, которой не понравились наши с подругой причёски (обычные для двадцать первого века короткие женские стрижки), заявила, что она теперь царь и Бог, и от неё зависит, будет ли у нас работа. Ещё и обвинила в отсутствии жизненной цели — на том основании, что мы работаем, а не скачем на Майдане, нацепив на задницу украинский флаг, под вопли «Слава Украине!» Жить стало невыносимо. Давление со всех сторон. Страшно выходить на улицу. Страшно оставаться дома. Страшно высказывать своё мнение. Задыхаюсь. Стихи если и пишутся, то такие, которые встают комом в горле. Вчерашние друзья наперебой обвиняют во лжи. У них — другой Киев. Якобы царство демократии и свободы. У меня — тюрьма. Бывший друг, ранивший в сердце «хайлем!» призывает каждого украинца застрелить по сотне русских. Другие его оправдывают — мол, пьяный бред. Бред — всё, что происходит вокруг. Знакомой львовянке на двери приклеили бумажку с портретом Ленина и подписью «Тут живут москали». Мы для новой власти — тоже «москали». Враги.

 

Россия

 

Я в безопасности. Спасибо питерским друзьям. Стоим с подругой в очереди в УФМС. Работники миграционной службы вежливы. В наш адрес звучат слова поддержки. Мы — граждане иностранного государства — ощущаем себя здесь в меньшей степени чужими, чем на родине. Впрочем, её, родины, у нас уже нет. Даже на карте скоро не будет страны, где мы встречали Новый год. За нами стоит молодой парень. Работник киевского суда. Когда его коллег призывного возраста увезли на военные учения, он собрал вещи — и в аэропорт. Молодой мужчина не хочет умирать за Турчинова и Яценюка. Специалист УФМС находит в себе силы для добрых слов. Россияне, которые стоят в очереди по другим вопросам, интересуются ситуацией в Украине. Хотят услышать нас, очевидцев. Моя правда оказалась нужна хоть кому-то — и слава Богу.

 

Письма

 

Читаю письмо от подруги, оставшейся «за границей». Преподаватель вуза потерял совесть — на лекции назвал Донецкий регион «даунецким». По-прежнему, много лжи. Пишут, что в Киеве — тишь да благодать, а в Крыму — российские оккупанты. Общаюсь в сети с киевлянами и крымчанами. В Киеве по-прежнему анархия и беспредел. Крым ликует. Понимаю крымчан. Им, как мне, хочется мира и покоя. И чтобы детей не превращали в пушечное мясо уроды, недоигравшие в войнушку. Сторонники отделения появились даже среди татарского населения, традиционно настроенного проукраински. Виновата, опять же, новая власть. Та, которая начала поддерживать местных радикалов. «Не хочу, чтобы мои дочери жили в гареме», — сказал знакомый крымский татарин. У него — свой ислам. Чужого ему не надо. Перед отъездом видели на станции метро «Петровка» (район Киева, где сосредоточены торговые центры), двух любопытных персонажей. Поджарые мужчины даже не спортивного, а именно военного вида в камуфляже. Бритоголовые, с бородами. Горбоносые. Вели себя по-хозяйски. Ранее лидер «Правого сектора» Ярош грозился позвать на помощь «мусульманских лидеров». Если так — подобная «помощь» дорого обойдётся Киеву.

 

Не стесняюсь признаться в том, что мне больно. Я похоронила страну. Она навсегда останется со мной — в моей душе. Эта боль — не из тех, что проходит. Фантомная — так говорят медики. Жизнь продолжается. И уже не важно, на благо или во вред себе, я продолжаю говорить свою правду. Часть тех, кто остался в Украине, называют меня «истеричкой» и «паникёршей», даже обвиняют в корысти. Её не было и нет. Есть только желание жить — естественное для человека. И моё право на правду, за которое я расплатилась сполна.

 

P. S. Отдохнув душой, всё-таки возвращаюсь в Украину. Не для того, чтобы тихонько забиться в угол и молчать. Мне нечего стыдиться — в отличие от многих моих оппонентов, показавших своё подлинное лицо. Может, и хорошо, что так получилось — теперь я совершенно точно знаю, кто есть кто.

 

Свернуть