29 марта 2024  12:57 Добро пожаловать на наш сайт!
Поиск по сайту

Юдин  Борис Петрович 


П Е Г А С 

Ах, ты конь мой синегривый, белое лицо! 
Что ж ты машешь надо мною вороным крылом? 
Ветви яблонь истекают золотой пыльцой, 
И потоки птичьей страсти омывают дом. 

Слышно светлыми ночами как растёт трава, 
Занимаются любовью толстые жуки, 
Тихо шепчут Водяному сладкие слова 
Две молоденьких русалки в глубине реки. 

Что ж ты, конь мой синегривый, русский мой Пегас, 
Вместо слов цветастых даришь только черноту? 
Полночь входит тихой сапой, и ночник погас, 
И лежит новокаинно немота во рту. 

Ты не вейся, ты не ворон, ты всего лишь конь. 
Сядь, покурим, выпьем водки... На вот, закуси. 
Дай на счастье погадаю. Покажи ладонь. 
Не тревожься - до Парнаса я возьму такси. 

В рюмку горькую тихонько оброни кольцо, 
На столешнице, как скатерть, расстели рассказ. 
Ах ты, конь мой долгогривый, бледное лицо! 
О любви да об удаче - в следующий раз. 



* * * 

Я думал зимы непереносимы, 
А оказалось, что произносимы, 
Если на русском языке изречь. 
Другое дело, если скажешь winter, 
Надеть под куртку позабудешь свитер, 
И дров подбросить в вянущую печь. 

И сразу снег в лицо швырнёт дорога. 
Всё потому что Даббл ю двурого - 
Вот так и дал бы палкой по рогам. 
Всё потому, поэтому и также 
Зима по- русски несравненно краше 
Всех зим по иноземным берегам. 

Зима по- русски южных зим вьюжнее 
Забористей, задористей, нужнее. 
Декабрьский вечер. За окном пурга. 
И ожидать волнительно и сладко, 
Что в Святки девки запоют колядки 
И станут ворожить на жениха. 


* * * 


“ Пред ликом Родины суровой я закачаюсь на кресте..” 

А. Блок 

Август. Звук лежит, как лист, искомкан. 
Землю мнёт подкованый сапог. 
Петроград. В пыли и хламе комнат 
Умирает Александр Блок. 

А ведь было. Сладко скрипка ныла... 
В ожиданьи страшных перемен 
Не тебе ли к ночи подарила 
Розу кареглазая Кармен? 

Коломбина спутала все роли, 
Запил безнадёжно Арлекин. 
У Прекрасной Дамы на гастролях... 
Жаль что умер... Хоть чужой, но сын. 

Пой, Пьеро, чтоб сердцу было жальче! 
Лют наган и холод - по ногам. 
Господи! Когда же Балаганчик 
Превратился в этот Балаган? 

Ветер рвёт плакаты. И в столице - 
Пыль в глаза, как к пестику пыльца. 
И встаёт степная кобылица 
На дыбы у Зимнего дворца. 

Вот и всё. И тишина над миром. 
Леденеют мёртвые уста, 
И ведут двенадцать конвоиров 
На растрел пленённого Христа. 

Залп беззвучен. Косо небо треснет, 
Марк сверкнёт наколкой на руке. 
Иоанн георгиевский крестик 
К вечеру заложит в кабаке. 


ИГРА НА РАЗДЕВАНИЕ 

Женщина с себя снимает белое, 
Обнажая тело перезрелое. 
Перезрелое, непропечёное. 
Женщина с себя снимает чёрное. 
Ночь. В окне огней цветное крошево. 
Ночь снимает женщину задёшево. 
Как не снять, раз без присмотру брошена? 
Женщина с себя снимает красное. 
Женщина с себя снимает синее. 
Грязь. И ожидания напрасные. 
И тошнит немного от бессилия. 
Не спеша с себя снимает чётное, 
Чёрною молвою коронована. 
Только женщина давно учёная, 
Как собачка в цирке, дрессирована. 
Женщина чуть- чуть поводит плечиком, 
Знает, что греховна изначально. 
Но ведь больше снять, похоже, нечего. 
Разве только кожу на перчатки. 

Дождь отплакал. За рекою - радуга. 
По Москве невесть который год 
Женщина, застёгнутая наглухо, 
Мумией египетской идёт. 



Ф Л И Р Т 

Лифт флирта. Фиалки приколоты к лифу. 
То падаешь в бездну, то – в небо ракетой. 
Ритм флирта. Петрарка купается в рифмах, 
Лауру опутывая в сонеты. 

Флёр флирта – и хвост у павлина распущен, 
Соперника валит олень на колени, 
В альбоме у Керн заливается Пушкин 
О том, что чудесное будет мгновенье. 

Всхлип флирта. Намёки – дурманом по венам, 
И запах магнитен, как вальс на баяне. 
А взмахи ресничные так откровенны, 
Как дам недостатки в общественной бане. 

Флирт жарок, как спирт, как пасхальные свечи, 
Как тень саламандры, танцующей в топке. 
И хочется верить, что счастье – навечно. 
И тянутся пальчики к лифтовой кнопке. 


* * * 

“Знал бы прикуп – жил бы в Сочи.” 

Поговорка советских преферансистов 


А я не знаю прикупа – значит не жить мне в Сочи, 
И не исправит прикус мой 
американский дантист. 
И не понять мне прянного привкуса многоточий, 
И не вспорхнуть от радости голубем на карниз. 

Вот потому- то рвётся бумага в мелкие клочья, 
Вот потому- то ночи после любви тихи, 
И драгоценные камни никак не выходят из почек. 
Ну, а стихи – наказание за будущие грехи. 

Ах, вдохновенье! Воздух вдохнул полной грудью, и замер. 
Словно нырнул с разбегу в чёрную плоть пруда, 
В смену весны на осень, в тайну квартирных камер... 
Чтоб годовыми кольцами - над головой вода. 

Чтоб скатертью стала дорога - и ни конца, ни края, 
И пустельга приколота, как брошка, к сини небес, 
Чтобы, взмахнув крылами, деревья слетелись в стаи 
И стали казацким станом под странным названием “Лес”. 

Но ни вздохнуть, ни охнуть. И это необратимо. 
Сочи – лишь точка на карте, а карта легла не та. 
Щёлкают годы, словно дозиметр портативный, 
И строки, будто морщины, бегут по лицу листа. 


* * * 

Как вечерняя заря горяча! 
Птицы – к югу. Облака - на восток. 
Облетает Млечный путь по ночам 
Мириадами кленовых листов. 

Под влюблёнными вздыхают скамьи 
Что в озёрах почернела вода, 
И уходят зимовать муравьи 
В укреплённые свои города. 

Только всё это не важно теперь. 
Круглый год полно работы у свах, 
Чтобы утром тихо скрипнула дверь 
С необсохшим поцелуем в губах. 


* * * 

Лёгкость рук и откровенность взглядов, 
Рюмок запотевшее стекло, 
Сладость губ и горечь шоколада 
Да ликёра липкое тепло, 

Облаков свинцовые белила, 
Воробьиный щебет по утрам... 
Господи! Когда всё это было? 
Кажется, ещё позавчера. 



ПРОРОКИ 

Местечковые гении с прокуренными зубами... 
В тесных кухнях они не говорили – вещали. 
И вращали планеты над головами. 
Так Давид вращал пращу, 
Чтоб без промаха – в Голиафовский лоб, 
В паутинку мишени, 
Чтобы Кеплер потом “ раскололся “. 
И заверещат дверные замки по ночам в стенах камер, 
И конвойные рявкнут: - На выход с вещами! 

Пророки порочны? 
Да нет же! 
Скорей, беспорточны. 

Городские пророки пили жидкое пиво из кружек. 
Это искусство – сдуть пену так, чтоб не попала на брюки. 
Это искусство вдвойне – разящая фраза, 
Чтобы, рот разиня, 
Стояли разини на грани экстаза, 
В поллюциях революций. 
Ведь, когда говорят поэты, 
Молчат пушки. 
Но тут же 
Пушки чихнули, натужась. 
Вспомнили пушки 
Персиковый пушок у Пушкина на верхней губе. 
Державин благословляет, во гроб сходя... Какая душка! 
И кто- то в песенке играет на трубе. 
А кто – неизвестно. 

Снова на выход? 
Но я уже выходил. 
Пиджак, выходные ботинки, и радио бодро орало, 
Что мечет мечи из орала. 
Только не помню что это было, 
Но, ведь, был же какой- то повод для? 
Помню только овации зала. 
Помню только- наручники жали. 
Городские пророки справляют поминки 
По старым пластинкам. 
Вздохи Бога, портреты от Босха... 
Тирли, тирли, пропели, проели, пропили, проржавели... 
Жалко.

Свернуть