Лидия Григорьева
Из книги ТЕРМИТНИК-2
Видимо, действует лечебный радон! Начала тут писать микроповести для книги "Термитник-2". Они иные по формату. Но рада, что они пишутся.
***
Молодой падишах родился поэтом и мечтателем. Престол ему достался случайно после того, как его старшие братья отравили отца и перебили друг друга в борьбе за власть. А этого худосочного малыша никто даже в расчёт не принимал. Он жил со своей матерью-славянкой на отшибе, в дворцовой пристройке в глубине огромного сада. И вот внезапно оказалось, что только в нем и течёт кровь древнего рода, уже тысячелетие правившего огромной страной.
Утром первого дня правления он позвал к себе старого визиря Аветика Азаряна, пережившего по мудрости своей трёх падишахов, и велел собрать по столице всех бродячих песнопевцев, накормить, подарить им по шёлковому халату с золотым вензелем - копией шахской печати.
Но посланники визиря никого не нашли. Этим вооруженным всадникам просто никто не признался, что он слагает песни не про соловья и розу, а про то, как тягостно иго любой власти для вольного сердца поэта. Никто из них не захотел стать придворным поэтом, сидеть у ног падишаха на голубом ковре и дрожать от возможной немилости. Тогда умный визирь выкупил у этих нищебродов свитки с поэмами и возложил их у ног падишаха. Тот с жадностью внедрился в рукописные тексты. А утром, усталый и бледный, сказал Азаряну: "Я всегда думал, что поэзия - это нечто более благоуханное".
И велел подавать государственные бумаги на подпись.
19.10.19
Санаторий " Радон"
Белоруссия
***
Ночь перед торжеством Алевтина Лаврентьевна Нечаева провела в подсобке уборщицы института тяжёлых металлов. Привычка ревниво отслеживать парочки целующихся аспирантов осталась у неё с далёких советских времён, когда она сама познала сладостный опыт горячего, юного и случайного совокупления с мало знакомым студентом старшего курса. Именно в подсобке уборщицы, именно в такой, в которой теперь оказалась нечаянно запертой на ночь. "Доктор наук, а ума - нема," - подумала она, засыпая на груде каких-то, как ей показалось, матрасов, совершенно забыв о том, что утром в актовом зале должно было состояться торжественное вручение наградной медали от Академии естественных наук. И нужно было бы успеть домой, чтобы переодеться и распечатать на принтере благодарственную речь. Она жадно спала в об"ятиях сладостных воспоминаний, не зная, что подсобка будет закрыта ещё три дня, потому что уборщица Айгуль улетела в Киргизию на похороны своего отца.
24.10.19
Белоруссия
Санаторий "Радон"
***
Из книги "Термитник 2" (микроповести)
***
От мужа она уходила довольно часто... в работу. А куда уходил от неё муж, она иногда догадывалась, но давно махнула на это рукой: никуда он от неё не денется. Тут была какая-то энергетическая загадка. Он когда приходил домой раньше полуночи (а такое случалось всё реже), тут же словно бы подключался к ней, словно в розетку внедрял подзарядник, чтоб подпитать свои севшие батарейки. Она реально ощущала, как из неё исходит энергия и наполняет его. Она словно бы давала ему новую жизнь. И всё это молча. Без слов. На уровне взгляда. Вот и всё.
На кухне у них никогда не было никакой домашней еды. Что он принесет бывало, тем они и ужинали, разогрев в микроволновке. Насытившись дорогой ресторанной едой с фамильных тарелок, подкачав батарейки, он тут же принимался ей рассказывать обо всём самом тревожном и тяжелом, что пережил за день. В неё это всё уходило, как трал во тьму морскую. И часто возвращалось с добычей: советы её были безупречны и точны. Он успокаивался и шёл в спальню. А она ещё надолго погружалась в беспросветный текст очередного лауреата нобелевской премии. Вот и нынче она хотела сказать, что ему не стоит завтра утром идти на совет директоров их банка, да как-то замешкалась.
Утром ей позвонили с радио "Свобода", чтобы взять интервью о муже: разве она не слышала, что в него стреляли? Убили прямо на крыльце банка. Разве она не знала?
В её рабочем компьютере высветилась первая фраза переводимого ею на русский романа: "Пациент выжил..." Ну, а то, что он выжил из ума она не успела узнать, не дочитав фразу до конца. Ибо её тут же передернуло, как от тока высокого напряжения. В больнице скорой помощи никто ничего не понял. Увозимый в мертвецкую пациент вдруг открыл глаза и вышел из клинической смерти.
И вот тут её уже совсем скрутило и бросило на пол в конвульсиях.
На себя её уже не хватило.
***
Она мечтала петь в ночном клубе для богатых, низким волнующим голосом, в серебряном узком платье, как у Марлен Дитрих, и так же сводить мужчин с ума. А пела в церковном хоре в длинной серой юбке и платке, который вечно сползал то на лоб, то на затылок. В седьмом классе она влюбилась в десятиклассника с глубоким шрамом на левой щеке, говорили, что от ножа - он любил драться и стоял во главе ватаги местных хулиганов. А вышла замуж за дипломата и уехала с ним сначала в Китай, а потом в маленькую и скучную европейскую страну. Мужа, что скрывать, не любила. Но ценила его посольский статус и карьерные устремления. Перед родителями и московскими друзьями было не стыдно. Для посольских приёмов она купила на распродаже серебряное платье в пол, а в магазине "второй руки" слегка траченое белое боа из страусиных перьев. Платье можно обузить и перешить, а вот организовать себе низкий волнующий голос из писклявого дисканта невозможно. И она уже почти смирилась с тем, что детские мечты никогда не сбываются, как вдруг... Она любила это кафе в парижском стиле, с маленькими столиками, выставленными на тротуар. Это словно место в театральном партере - позволяет наблюдать драматургию живой жизни с неизвестным заранее сюжетом. Вот кто это идёт по другой стороне в длинной рясе православного священника? В столице этого карликового государства был православный приход, но постоянного священника долго не было. И вот, видимо, прислали. Высокий, стройный, с военной выправкой. Шагал широко, уверенно. И когда на переходе повернул в сторону кафе своё лицо, она увидела глубокий шрам на его левой щеке. И обжигающий взгляд, проникающий, казалось, в самую глубь её смутившейся души. Он не знал её, разумеется, в школьные годы, и не мог опознать. Но она-то, она... В ближайшее воскресенье после литургии она подошла к старичку-регенту, потомку первых эмигрантов, и сказала, что хотела бы петь на клиросе. Хор был настолько малолюдным, что ей не отказали.