Глазами журналиста и актера

 

 

С. В. Рацевич 

(Из виденного и пережитого)

 56 Принаровье

Такое наименование этот край с русским населением в 25 тысяч человек получил по своему географическому положению. Деревни разбросаны по обе стороны реки Наровы. 20 больших и малых деревень в непосредственной близости от реки, 15 отступили вглубь на 6-10 километров.   Три района составляет Принаровский край. Верхненаровье - от Сыренца (Васкнарва) до Омута, второй район называется Средненаровье - от Омута до Усть-Жердянки и, наконец, Нижненаровье, охватывающее селения ниже водопада вплоть до впадения реки в Финский залив.   Население, в основном, занято земледелием. Исключение составляют малоземельные и безземельные, главным образом жители Верненаровских деревень Сыренца, Скамьи, Ям, вынужденные заниматься отхожим промыслом: шить сапоги, ловить рыбу, уходить в города на строительные работы и, как промыслом, заниматься огородничеством.   Бедны принаровские земли. Из-за обилия песчаных почв они никогда не отличались плодородием и потому всегда требовали тщательного ухода, большого труда. В тридцатых годах правительство буржуазной Эстонии предложило принаровским крестьянам перейти на хуторское хозяйство. Компания успеха не имела. Слишком велика тяга у русского крестьянина жить в деревне. Не в характере русского человека, общительного, привыкшего жить на людях, следовать примеру замкнутого, предпочитающего одиночество эстонца.   Заблуждались те, кто по внешнему виду русских деревень, - добротные жилые дома, крытые лучиной, толью и даже железом, - приличные дворовые постройки, - определяли достатком русского крестьянства. Нужды было немало. Никому не хватало на весь год своего хлеба. По окончании сельскохозяйственного сезона население устремлялось на заработки: на лесозаготовки в прилегающие к деревням леса, в сланцевый бассейн, на строительство и ранней весной, как только открывалась навигация, на сплавные работы, на погрузку лесом и дровами барж.   Росло население деревень. Очень небольшой процент молодёжи задерживался в городах, большинство, получая родительское наследие, навсегда связывало свою судьбу с землёй, крестьянским хозяйством, вступало в брак.   Кооперация нашла благоприятную почву для своего развития в Принаровье. В каждой деревне открывали кооперативные торговли, успешно конкурировавшие с частниками. Кооперация взяла в свои руки скупку клюквы, брусники, другой лесной ягоды, которую собирало женское население.   Не приходится говорить, сколь огромную пользу принесло населению открывшееся в Скарятине Верхнепринаровское сельскохозяйственное общество, снабжавшее крестьян сельскохозяйственными машинами, удобрениями, семенами. Общество приобрело земельный участок площадью в 13 гектаров, на котором под руководством агронома Николая Петровича Епифанова производились опыты по испытанию и выращиванию яровых культур, культурных трав, овощей, плодовых деревьев.   Близость города и возможность без особого труда сбывать на рынке сельскохозяйственную продукцию заставляло принаровцев обращать серьезное внимание на увеличение и качество молочного скота. Нелегко было конкурировать с эстонскими хуторянами, доставлявшими на городской рынок отличного качества молочные продукты.   - Сверчу масло дома... Продать его не трудно... Город всё съест, - так рассуждали незадачливые принаровские хозяева, которые в скором времени на собственном опыте убедились, говоря, что "плоховато пошло на рынке масло, то оно прогорклое, то пересолено, то ещё что-нибудь..."   За своё некачественное масло принаровец с трудом получал 220 центов за килограмм, в то время, как стоимость заводского масла держалась в пределах 275-320 центов. Зачесали свои затылки принаровские крестьяне и пришли к выводу, что дальше торговать маслом нужно только высокосортным и решили миром, что нужно в Скарятине строить Верхненаровское молочное товарищество с маслоделательным заводом.   Деятельность молочного товарищества приняло широкий размах. Крестьяне охотно возили на ферму молоко, его было достаточно для переработки в масло, качество его было значительно лучше доморощенного, оно выдерживало конкуренцию с продукцией эстонских молочных товариществ.   Стремление принаровцев учить своих детей грамоте в школе оставляло желать лучшего. По данным переписи населения Эстонии за 1934 год по всему государству 7,4 * ребят старше десятилетнего возраста не посещало школу.   В Принаровье таких, не посещающих школу, было 39 *. Цифра огромная, вызывавшая серьезную тревогу и наводившая на печальные размышления. В средних и высших учебных заведениях училось менее 3 * принаровской молодёжи.   Многие крестьяне, по причине материальных затруднений, не имели возможность давать своим детям среднее и, тем более, высшее образование из-за расходов на оплату обучения (квартира, питание). Но не может быть оправданий тому, что родители забирали детей из 4-5 классов и направляли их в пастухи, требовали помощи в крестьянской работе, отдавали в сапожники.   Моё назначение на должность инструктора по внеклассному образованию в Принаровье состоялось осенью 1932 года. Разговоры о переводе из Причудья возникали ещё в 1931 году. Правление Русских просветительных обществ высказывало недовольство поведением тогдашнего инструктора Принаровья Ф. Т. Лебедева, злоупотреблявшего спиртными напитками, участвовавшего в попойках с деревенской молодёжью. Увольнение Лебедева не прошло незамеченным и безболезненным. Например, в Скорятине и Сыренце у него было немало друзей, которые категорически возражали по поводу его отстранения.    

------------------------------------------------""------------------------------------------------    

 

На южной окраине города за фабричными корпусами Кренгольма находится Кулгинская пристань (выше водопада). Здесь в период навигации бурлит жизнь. Идёт разгрузка барж с дровами. С верховьев Наровы приезжают крестьяне с сельско-хозяйственной продукцией, кожаные изделия везут из Сыренца и Ям, едут по делам в Нарву пассажиры. Это по утрам, когда прибывают пароходы. После обеда иная картина. Для принаровских кооперативов и частных торговель грузят мешки с сахаром и солью, бочки с сельдью и керосином, мануфактуру. С огромными тюками за плечами шагают на пристань возвращающиеся домой крестьяне. И такая картина ежедневно. У пристани Кулгу в ожидании пассажиров конкурирующие между собой колёсный пароход "Заря" и моторная лодка "Хелью". Оба судна выходят в рейс одновременно. Разница между ними большая. "Хелью" меньшая по величине, обладающая маневренностью и скоростью значительно большими, чем неповоротливая и тихоходная "Заря", раньше достигает конечной цели плавания. Зато "Заря" вместительна, может принять на борт не одну сотню пудов товаров и много пассажиров.   Цена за проезд на обоих судах одна и та же. В целях конкуренции команда имеет указание делать всевозможные поблажки пассажирам. Для плоскодонной "Зари" не составляет труда причалить к любому берегу , высадить, взять нового пассажира, не взирая на то, что здесь нет пристани. На "Хелью" буфета нет, зато он имеется на "Заре". Сразу же за кулгинским каналом проворная "Хелью" вырывается вперёд, значительно опережая широкую, словно распластанную на воде "Зарю". Тяжело хлопают её колёса, осыпая брызгами воды спускающиеся с берега густые ветви кустарника... Позади Нарва. В яркой синеве летнего знойного дня виднеется Герман, купола церквей и красные башни фабрик Кренгольма... На пятьдесят километров тянется речной путь до Чудского озера...   Зимнее сообщение у принаровцев более сложное, беспокойное и, конечно, продолжительное. Тремя путями сообщаются принаровцы с Нарвой. По льду реки с остановками на хуторе Барыгина под Криушами, второе место отдыха и кормёжки лошадей недалеко от Омута на постоялом дворе у тётки Дионисии, деревенские запросто называют это место "хутор Дивонисихи", а далее без остановки до места назначения.   Второй путь кружной, самый дальний, занимающий наибольшее время. На поезде до Извоза, а далее через Пюхтицы и Овсово на лошадях в направлении Ям и Сыренеца.   И, наконец, третий путь для любителей острых ощущений, желающих испытать крепость нервов, - вдоль эстонско-советской границы. По этой дороге сообщаются жители залесских деревень - Кондуш, Загривья, Радовели, Мокреди и близь лежащих к ним хуторов. Дважды мне пришлось совершать такой путь на лошади и один раз на велосипеде, каждый раз в январе месяце для проведения 19 января крещенского спектакля в деревне Кондуши.   Небольшого роста, бойкая лошадёнка кондушского мясника Бреганова, весело бежит по Гдовскому тракту. Незадолго до первой мировой войны рядом с дорогой шёл рельсовый путь, соединявший Нарву со Гдовом и Псковом. В пору существования Эстонского буржуазного правительства железную дорогу разобрали. О ней напоминает кое где сохранившаяся песчаная насыпь.   Пересекаем замерзшую Плюссу. Дорога скучная, однообразная. По обеим сторонам редкий кустарник, а дальше, куда ни посмотри, обширные болота с одинокими полуразвалившимися сараями.   Проехали небольшую деревню Низы. За ней в стороне чуть виднеются крыши домов Усть-Черно. Через несколько километров сворачиваем вправо в сторону леса. Едем по бездорожью, по кочкам и рытвинам, лавируем среди кустарника и одиноких деревьев, тем самым сокращая дорогу до пограничной полосы.   - Смотри, Степан Владимирович, - говорит Бреганов, - вот здесь с левой стороны начинается граница между Эстонией и СССР.   Пытаюсь разглядеть и найти в сгущающихся сумерках пограничные столбы или какие-нибудь знаки, обозначающие, что здесь кончается буржуазный мир и начинается мир социалистический.   Высказываю по этому поводу своё удивление. Бреганов смеётся:   - Не ищите столбы! Их заменяют ёлочки, кустики, а то просто знаки лесных просек... Где-нибудь за деревом за нами подглядывают советские пограничники, а нам кажется, что никого нет...   Мне становится не по себе. Ёжась, ближе придвигаюсь к вознице, как бы ища у него защиты. Бреганов понимает моё состояние.   - Да вы не бойтесь, ничего не случится. Мы постоянные гости на границе, иногда даже поговорим с ребятами, они хорошие, ведь такие же люди, как и мы...   - А эстонские пограничники тут проходят, - показываю на лес с правой стороны.   - Сколько раз проезжал, никогда не видел. Зато звери любят перебегать эту дорогу - лоси, зайцы, лисицы. Попадались и волки-одиночки, но нападений не было.   Вдруг слева от нас на довольно близком расстоянии раздался оглушительный лай. Это меня ещё больше насторожило и, не скрою, привело в беспокойство.   - Советские пограничники совершают свой очередной обход леса, - сказал Бреганов и торопливо подогнал коня, - маленько потерпите, скоро кончится лес, свернём направо, дорога пойдет открытым местом по пашням, а там и до Кондуш рукой подать...   Быстро стемнело. Повалил густой снег. Напрасно я пытался разглядеть место, где кончается лес и начинается открытое поле. Ничего не было видно. Сплошная тьма окутывала заснеженную дорогу. Мне показалось, что ей нет конца. Я молчал и ждал, больше ни о чём не спрашивал, ушёл в думы о сторонних делах, заглушая в себе боязнь каких-то могущих произойти событий на границе.   Стало чуть светлее. Мы выехали из лесной чащи и оказались на повороте на Кондуши...   Следующий раз я ехал вдоль границы с другими чувствами. Ничего меня больше не волновало, не беспокоило. Теперь меня всё до мелочей интересовало. Мечтал увидеть пограничников, решил, если кого увижу, с ним поговорю. Но встреча не состоялась.   Была бесснежная зима. Решил ехать в Кондуши на велосипеде. До поворота в лес ехал без приключений. А дальше вдруг пошёл снег, да такой пушистый, крупными хлопьями, что передвигаться на велосипеде не стало никакой возможности и пришлось его волочить волоком до самых Кондуш.     

57. Памятники старины Принаровья.    

 

Приближаясь к Сыренцу, независимо с какой стороны, по реке Нарове или со стороны Чудского озера, сразу же обращаешь внимание на развалины древней крепости, находящейся в истоках реки.   Сыренецкая крепость Нейшлосс, по шведски - Нишлот, была построена ливонским орденмейстером Госвин фон Нериксом в 1349 году, т.е. в тот период, когда ливонские рыцари в 1345 году получили от датчан Нарвский Вышгород, превратив его в мощное береговое укрепление.   Размеры крепости были невелики: 25 метров в длину, 15 метров в ширину и 12 метров в высоту при толщине стен в три с половиной метра. Крепости сразу же по окончании строительства пришлось испытать силу русского оружия. Русская армия разрушила крепость в 1349 году. Восстанавливали крепость таллиннские мастера целое столетие.   В мае 1558 года, когда ивангородские воеводы Григорий Куракин и Иван Бутурлин захватили Нарву, было решено овладеть крепостью Сыренец.   Князь Курбский в своей истории пишет, что после взятия Нарвы "...взят град другой, немецкий, Сыренск глаголемый, иже стоит на реке Нарове, идеже она исходит из великого озера Чюцкого..."   По словам Курбского русские стреляли по Сыренецкому замку три дня, после чего ливонские рыцари сдали его на милость победителей 7 июля 1558 года. В продолжении 23 лет крепостью владел московский царь, а в 1581 году её вместе с Нарвой отобрал полководец шведской армии Понтус де Лагарди. Владычество шведов над Сыренецкой крепостью продолжалось более 100 лет до 1704 года с небольшим перерывом в пять лет, когда ею овладел царь Алексей Михайлович, вынужденный в 1661 году вернуть крепость шведам.   В законодательных актах Российской империи дважды встречается название селения на берегу Чудского озера - Сыренца и один раз находящаяся в 8 километрах от Сыренца деревня Ямы.   В договоре о перемирии, заключенном полномочными российскими и шведскими послами в "Валиесаре между Ругодива и Сыренска на Нарове реке" указывается, "чтоб его Царским Величеством были Сыренск со своей рыбной ловлей, да деревнею Ям, по сей стороне Сыренска на реке Нарове с рыболовными деревнями, которые по другую сторону стоят Сыренска, по берегу Чудского озера меж Сыренска и Лаюского уезду..."   Так с 1704 года Сыренец окончательно перешёл к России. Печальна оказалась судьба крепости-замка. Частью его разрушила война. Частью он горел. С тех пор до наших дней стоит Нейшлосс в развалинах, разрушаемых временем исторический памятник владычества ливонских рыцарей, шведских поработителей, героизма и славы русского оружия.   Указом Петра I Сыренец был объявлен уездным городом Ингерманландской губернии с припиской к Шлиссельбургскому воеводству. Как город, Сыренец просуществовал до 1780 года, когда Екатерина II провела новое деление Российской империи по губерниям и Сыренец лишился городских прав, став селом.   Каким же образом древнее название Сыренск-Сыренец получило в наше время наименование Васкнарва. Сперва разберёмся с названием Сыренец. Оно не случайно. Местность, где находится село, окружено водой: Чудское озеро, реки Нарова, Ямская Струга и обширные болота кругом. Село расположено в низине - сырость ощущается постоянно.   По исследованиям эстонских историков Сыренец в старину назывался Вастне-Нарва, что означало против, на другом конце. Позднее слово "vastne" исказилось до "vasa" и в конце концов зазвучало с Нарвой как "Vasknarva".    

--------------------------------------------------""------------------------------------------------------    

Поэтической романтикой глубокой русской старины овеяна в центре Принаровья местность, именуемая Скарятина гора. На её вершине раскинулся Кресто-Ольгинский погост.   В наше время слово "погост" чаще всего ассоциируется с кладбищем. Но в старину оно обозначало довольно большую административно-территориальную единицу, состоявшую из нескольких волостей, с множеством сёл и деревень. Погостом называлось и самое значительное поселение этого района, служившее его административным центром. Здесь жили представители светской и церковной власти, проходили народные сходы, ярмарки, религиозные и другие празднества. Крестьяне из окрестных деревень съезжались сюда на лодках, толпились у трапезных церквей и под крыльцами, шумели в лавках и питейных заведениях. Здесь были приказы, суды, лавки и ремесленные мастерские, амбары и склады, школы и церкви - одним словом на погосте сосредотачивалась вся духовная, культурная, хозяйственная и политическая жизнь округа.   Далеко виднеется белокаменная твердыня - Кресто-Ольгинский храм. Он царственно величав. Ему, расположенному на горе, хорошо слышен никогда не умолкающий рокот бурных Скарятинских порогов, по которым в стремительном беге мчится Нарова...   Напевным широким голосом звучит большой колокол Кресто-Ольгинской церкви. Его хорошо слышно в Скарятине и Омуте, через реку в Верхнем и Князь-селе, в тихую безветренную погоду к нему прислушиваются, собираясь на богослужение, крестьяне Загривья и Переволока. Впритык к Ольгинскому храму сохранилась выстроенная в 1237 году маленькая по размерам Никольская церковь, которая была свидетелем больших потрясений, горя и радости государства Российского. Своды купола храма поддерживают массивные каменные колонны в обхват четырёх взрослых людей. Церковь Николы хранила изумительные шедевры древней иконописи. Более пятисот лет насчитывали иконы Девы Марии, Спасителя и Иосифа. Четырехсотлетнюю давность имел образ Петра и Павла. Обращали на себя внимание иконы старинного письма неизвестных крепостных художников - "Моление о чаше", "Никола-Чудотворец". Помещику пришлось не по вкусу изображение "Всевидящего ока" под куполом храма и он велел его замазать. Колокольня Никольской церкви выстроена значительно позже: в 1821 году. Храм с трудом вмещал более 100 молящихся. В 1887 году было закончено строительство большого храма в честь княгини Ольги.   С именем Ольги связано немало событий и не меньше легенд. Несколько сот лет тому назад берега реки Наровы в этом месте были мало обитаемы. Непроходимые ласа скрывали множество диких зверей, живших в таком изобилии, что местность между Ольгиным Крестом и деревней Степановщина получила название Зверинец и сохранило его до сих пор.   Киевская княжна Ольга, жена князя Игоря, стоявшая во главе древнерусского государства в годы малолетства её сына Святослава Игоревича, совершая поездки по Руси, часто бывала в Новгороде и Пскове, ибо её родная деревня Выдро-Ольжино (Ольженец) находилась вблизи погоста Выбуты в 12 верстах от Пскова. Поэтому неудивительны её частые приезды охотиться на берега Наровы, на остров, носящий по сиё время название Ольгин остров. Переплавляясь через реку, Ольга едва не утонула на порогах. Чёлн, на котором она плыла, опрокинулся, сопровождавший княжну дружинник Илья утонул и был похоронен на высоком холме около Степановщины. Холм до сих пор называется "Ильина гора". Спасшись от смерти, княгиня Ольга долго молилась перед каменным крестом, стоявшим недалеко от того места, где позднее построили Никольскую церковь. Много лет позднее крест был вделан в стену Кресто-Ольгинской церкви. Нишу с крестом застеклили и снабдили надписью: "Сей каменный крест по местному преданию личный дар святой Ольги".   Много лет на территории погоста, на окружающих его холмах, близлежащих оврагах археологическими экспедициями, частными лицами, любителями старины из числа местного крестьянства производились раскопки.   При рытье окопов в 1915 году во время первой мировой войны из траншей было извлечено большое количество скелетов. Груды нагроможденных камней по дороге от погоста в сторону деревни Степановщины свидетельствуют о существовании древних сооружений. Тут же находили кольца и старинные монеты, в том числе монету с квадратным отверстием в середине и китайскими письменами, бронзовый перстень с изображением крылатого коня. На расстоянии километра от Ольгина-Креста в сторону деревни Омут сохранился небольшой холмик с водруженным на нём с незапамятных времён грубо высеченным каменным крестом, со следами истёртой надписи. В 1937 году крест исчез. Его использовал под фундамент перестраиваемого дома житель деревни Степановщины. Летом 1938 года сюда приезжала группа студентов археологического кабинета Тартуского университета и во время раскопок древнего кургана обнаружила старинное кладбище со множеством человеческих скелетов. Тут же находили бронзовые браслеты и броши, относящиеся к XII столетию   Следы мест с историческим находками вели на значительное расстояние от Кресто-Ольгинского погоста. В 8 км. в деревне Кондуши извлекли из земли монеты времён князя Владимира (988г.).     

58. Cыренец.    

 

По населённым пунктам Принаровья совершим путешествие вниз по течению реки. Прибываем сперва в Сыренец, на берегу Чудского озера, у истока Наровы.   Петровский период был началом его крупного заселения на богатую рыбную ловлю в озере и реке устремлялись выходцы Псковской и Новгородской губерний. Здесь скрывались от солдатчины, пользуясь тем, что до 1797 года закон освобождал Принаровский край от рекрутской повинности. В Сыренце находили приют бежавшие от немецких помещиков эстонские батраки. В разношерстной массе населения Сыренца было немало людей с уголовным прошлым, неудачников в жизни, искателей приключений.     В конце ХIХ столетия здесь проживало около 1000 человек. Строились вдоль берега озера и реки по обе стороны как большой улицы. Насчитывалось около 200 домов. Зажиточное население возводило кирпичные дома, беднота ютилась в деревянных домишках, причем те и другие на случай наводнения строили жилища на высоких фундаментах.   Наводнения были частым явлением в Сыренце, особенно весной, во время половодья. В те времена уровень Чудского озера значительно разнился с теперешним. В 1923 году Нарова повсеместно вышла из берегов и затопила многие прибрежные деревни. В тот год в Сыренце жители общались на лодках, скотину заранее эвакуировали на эстонские хутора. Озёрная вода полностью затопила и Сыренецкое кладбище. В ужасе сыренчане наблюдали, как в стремительном беге воды плыли с поломанными крышками гробы с находящимися в них покойниками.   Не меньше горя причиняли Сыренцу частые пожары. В 1832 году сгорело 46 домов. Через тридцать лет произошёл более опустошительный пожар, уничтоживший 64 дома. Из-за пожара в 1901 году лишилось крова более 400 человек, сгорело 82 дома, в том числе построенное в 1864 году здание церковно-приходской школы. Имелись тяжелораненые и обгоревшие. В огне погибло много скотины.   Невольным очевидцем пожара в Сыренце днем 24 мая 1939 года оказался и я. По неосторожности одного домохозяина, обронившего в подвале своего дома горящую спичку, загорелась изба на окраине села. Сильный ветер помогал огню перебрасываться с одного здания на другое. В этот день сгорело 13 домов.   Безземельные сыренчане, имея крохотные приусадебные участки, занимались огородничеством, а в основном работали на отхожих промыслах. Оживленное торговое движение между Псковом, Юрьевом, Нарвой по Чудскому озеру требовало водителей ладей, матросов, грузчиков. Ими были сыренчане. Когда в связи с открытием железной дороги сократились перевозки по воде, сыренчанину пришлось на месте искать новые источники заработков. Он шёл за сапожный верстак. Появились предприниматели, работодатели. Потребовались рабочие на кожевенные заводы, открытые в Сыренце. Производство обуви охватило соседние деревни (Скамья, Ямы). Расслоение населения быстро прогрессировало. С одной стороны зажиточный, буржуазный класс объединял заводчиков, сапожных предпринимателей, скупщиков рыбы, владелец торговель. Составлявшие большинство сапожники, рыбаки, ремесленники жили в сильной нужде, естественно были озлобленны, недовольны своим положением, искали забвения в вине. Процветала торговля алкогольными напитками в казёнке, не менее бойко торговала спиртными изделиями и аптека.   Социально-экономическое неравенство усиливали и углубляли политические противоречия, вражда проникала в общественную жизнь. Например, нигде в Принаровье так остро и болезненно не дебатировался вопрос о старом и новом стиле, как в Сыренце среди прихожан Ильинской церкви. Споры переходили в ругань и драку. Бунтарством в основном занималась буржуазная прослойка, местные богачи Абрамовы, Заутины, Кузьмины, Реньковы во главе с церковным старостой, владельцем кожевенного завода Маховым.   В такой же нездоровой обстановке проходила в Сыренцах культурно-просветительная работа. И здесь царил политический антагонизм. Молодёжь богачей, чиновников занималась в просветительном обществе "Баян", у которого имелся арендованный в центре Сыренца кирпичный дом, переделанный в клуб. Здесь собирались "сливки сыренецкого общества", для которых задачи просвещения отходили на второй план, уступая место всякого рода развлечениям, интимным вечеринкам, банкетам, встречам и проводам в сопровождении пьяного застолья.   Трудовая молодёжь стороной обходила "Баян". Для неё родным домом стал зал сыренецкого пожарного общества рядом с крепостью Нейшлосс., где часто ставились спектакли, читались лекции, работала библиотека. Вид пожарки был непригляден, она напоминала сарай. Деревенские активисты из сапожников и рыбаков - Лябчихин, Райбушкин, Соколов, Заутин и многие другие без руководителей, собственными силами, как могли и умели участвовали в просветительской работе, вели за собой остальную молодежь. Деятели "Баяна" считали для себя унизительным оказывать помощь молодёжи пожарного общества, боялись скомпрометировать себя в глазах власть имущих Сыренца.   О такой ненормальной обстановке в Сыренце мне стало известно в 1932 году, когда я вместо Ф. Лебедева получил назначение на должность инструктора Принаровья. Прежде, чем ехать в Сыренец, я постарался увидеть и лично поговорить с общественными деятелями соседних деревень. Буквально все в один голос утверждали, что обстановка в Сыренцах создалась настолько острая и непримиримая, что о спокойной, деловой работе не могло быть и речи до тех пор, пока в "Баяне" не прекратятся попойки и из его состава не выведут таких смутьянов, как Малахов и компания, агента политической полиции Шмидта и аптекаря-немца фон Бокка, занимавшегося спаиванием молодёжи.   Первая трудность на моём пути заключалась в том, что я, как представитель Союза Русских просветительных обществ, обязан был работать в организации, состоявшей членом Союза. Сыренецкое пожарное общество не входило в Союз. Но с другой стороны, моя обязанность заключалась в объединении на местах всей молодёжи для оказания ей помощи во всех культурно-просветительных мероприятиях. Предстояло вовлечь молодёжь пожарного общества в "Баян". С моей точкой зрения согласилось правление Союза, но с других позиций подошли деятели "Баяна". Их беспокоило, что появление молодёжи пожарного общества вызовет политическую реакцию, а в то время, как известно, в Эстонии царили профашистские настроения. Начались длительные переговоры. Деятели пожарного общества подходили к разрешению наболевшего вопроса трезво и по деловому, стремясь навсегда положить конец сыренецким распрям. Со стороны руководства "Баяна" я не находил поддержки, ибо они считали меня виновником снятия с должности Ф. Лебедева. Опровергать подобные домыслы не было смысла, ибо руководители "Баяна" потеряли постоянного собутыльника.   Старейшей школой в Принаровье была Сыренецкая с шестью классами обучения, построенная в 1905 году. Её долголетним заведующим был Павел Григорьевич Пшеничников, старый, опытный учитель, по праву считавшийся в крае одним из эрудированных педагогов.   П. Г. Пшеничников большое внимание уделял и общественным делам села. С ним консультировались и от него получали советы деятели всех сыренецких организаций. Он ни от кого не скрывал своих прогрессивных взглядов на жизнь, нетерпимо относился к тем, кто обижал бедных, ущемлял интересы трудящихся. С широкими взглядами на современную жизнь П. Г. Пшеничников прозорливо оценивал политическую обстановку, никогда не пресмыкался перед властью, воплощая в себе лучшие качества сеятеля на ниве просвещения. Говорил, что думал, а думал только о благе народа. Не боялся вступать в споры по политическим вопросам со школьным советником, не скрывал своих политических убеждений: жить для народа, добиваться его экономического благополучия, помочь, кому трудно, правильно видеть и оценивать события, происходящие в Советском Союзе. За глаза П. Г. Пшеничникова называли коммунистом.   По стопам отца пошёл его сын Борис Павлович Пшеничников, воспитанник Нарвской гимназии, ставший врачом по окончании Тартуского университета. По своим политическим убеждениям он был ярым противником буржуазного строя в Эстонии, открыто выступал в защиту прав и интересов рабочих и крестьян.     

59. Скамья.    

 

Скамью называют воротами Принаровья, - правильнее сказать второй восточной частью ворот Принаровья, поскольку её западной частью является Сыренец. Когда въезжаешь с Чудского озера в реку Нарову, первое, на что обращаешь внимание, что бесспорно украшают оба берега - два белокаменных храма, сверкающая на солнце своими голубыми куполами Скамейская Ильинская церковь и против неё зеленоглазый Сыренецкий собор.   У Скамьи много общего с Сыренцом. Их роднит бедность большинства населения. Безземельники занимаются отхожим промыслом, шьют сапоги, ловят рыбу, выращивают овощи, собирают ягоды. Кооперация отсутствует. Население в цепких руках торговцев Беккера, Любомирова, Любомудрова.   Деревни породнились, родственники на обоих берегах, часто общаются между собой, ездят в гости.   Заинтересовавшись прошлым Скамьи, я узнал, что название это не случайно. В старину процветал здесь ладейный промысел. Десятками из Пскова по озеру плыли крупные парусные и весельные ладьи. В Скамье ладейщики отдыхали, любили сидеть на берегу реки на огромных скамьях, любовались красотой реки, развалинами Сыренецкой крепости...   Впервые попадая в Скамью, сразу видишь разницу, существующую между домами бедняков и зажиточных людей. С края деревни поражаешься красотой двухэтажного дома-терема, построенного в русском стиле с резными украшениями, типичными над окнами наличниками. Рядом с ним несколько более скромный барский дом, но тоже добротный, помещичий. Их владельцы - местные богачи Громовы, которым принадлежали сотни гектаров леса, пашен, покосов, выгонов.   И тут же, буквально в нескольких шагах, лачуги скамейских бедняков, покосившиеся избёнки с подслеповатыми, собранными из кусков разбитого стекла окнами, полуразвалившимися дымовыми трубами и крыльцами, которые грозят в любую минуту развалиться. Дома выстроились вдоль одной береговой улицы у самой реки. Рядом с церковью кирпичный двухэтажный дом для церковного причта. Далее такой же дом купца Любомирова и снова безрадостная картина убогой деревенской постройки, свидетельствующая о бедности их владельцев.   На деревенских сходках не раз поднимался вопрос об организации кооперативной торговли и скупке по твёрдым государственным ценам продукции собственного производства. Но скамейские купцы действовали согласованно и не выпускали из своих рук деревенских покупателей, забиравших у них в долг товар по заборным книжкам. Должники ничего не могли предпринять, чтобы вылезти из долгов и раз и навсегда освободиться из-под опёки частных торговцев.   В Скамье имелась молодёжь со средним образованием, дети скамейских купцов, но их социальное положение заставляло больше думать о всякого рода развлечениях и удовольствиях, нежели заботиться об улучшении условий жизни бедноты.   В отличие от Сыренца, здесь не особенно пытались будоражить политическую и общественную жизнь, она протекала в рамках строгой вековой патриархальности, христианского смирения и послушания. Не было вожаков, отсутствовали смельчаки, которые могли бы зажечь массы, увлечь за собой крестьянскую бедноту. Она пребывала в покорности и покое. Трудно было раскачать на это дело педагогов.   В России Скамейская церковно-приходская школа занимала ведущее положение в образовании населения Принаровья. Пополнение её шло за счет учащихся многих деревень. Окончившие её получали право учительствовать в школах начальной грамоты. Теперь она превратилась в обычную начальную шестиклассную школу.   Долгие годы её заведующим был учитель с высоким образованием Николай Георгиевич Гейнрихсен, совсем не похожий на своих коллег из соседних школ, натура экзальтированная, увлекающаяся философией, литературой, театром. Любил шахматы, музыку, старался привить детям интерес к ручному труду, увлекал их историей и географией.   Его постановки со школьниками на крохотной школьной сцене вызывали недоумение и критические замечания. Будучи поклонником драматургии Гоголя, он не побоялся с малолетними артистами сыграть постановки "Тарас Бульба" и "Вий". Мне не пришлось их видеть, но те, кто был на спектаклях, рассказывали, что постановки напоминали пародийное представление "вампуки" в театре "Кривое зеркало".   В народном доме Скамейского просветительского общества "Принаровье" Н. Г. Гейнрихсен со взрослой молодёжью экспериментировать не решался. Когда отсутствовал инструктор, спектакли в Скамье готовил окончивший Нарвскую гимназию Василий Любомиров, способный деревенский выдвиженец с незаурядными сценическими данными, начитанный, большой поклонник театра.   В Скамье любили играть и смотреть спектакли. В Принаровье это была единственная деревня, имевшая в своём драматическом кружке культурный костяк, состоящий из молодёжи со средним образованием. Это Нина и Марина Громовы, Клавдия Любомудрова, Василий Любомиров, сын учителя Гейнрихсена - Леонид Гейнрихсен, все большие поклонники драматического искусства, распределяли между собой главные роли, а второстепенные поручали любителям, которые играли в школьных спектаклях у Н. Г. Гейнрихсена. Это Михаил Ялузин, Александр Бумагин, Анатолий Солинин, Николай Щербаков, Михаил Воронцов, Пётр Леманов не один раз играл в моих спектаклях на сцене народного дома.   В Скамье очень популярен был драматург А.Н. Островский, пьесы которого "На бойком месте", "Не всё коту масленица", "Поздняя любовь", "Без вины виноватые" смотрели селяне и приезжие из других деревень. Помню, как просили меня чаще ставить пьесы из жизни крестьян, о тяжёлой их доле, о любви и страданиях подневольной русской девушки.   Моя квартирная хозяйка в Скамье не раз говорила: "Играй такие спектакли, где вдоволь можно поволноваться и поплакать!". А такие пьесы у меня в репертуаре были: "Московская бывальщина", "Чужое добро впрок не идёт", "Серебряная руда".     

60 Гефсиманский скит.    

 

Из Сыренца, прежде чем попадёшь на дорогу в Ямы, нужно проходить болотными тропами, минуя низкий чахлый кустарник. В двух километрах от Ям сворачиваешь с дороги влево в лес, где под сенью могучих сосен схоронился Гефсиманский скит.   Скит - слово греческое, означает подвижник, аскет. В нашем понимании - скит - место уединения и отшельничества православных христиан и старообрядцев, стремящихся жить вдали от людей, быть в полном одиночестве, пребывая в посте и молитве.   Как могло случиться, что в одном из густонаселённых районов Принаровья между Сыренцом и Ямами оказался вдруг скит, да ещё с таким поэтически-библейским наименованием, как Гефсимания?..   В Пюхтецком женском монастыре оказалось немало монахинь весьма преклонного возраста, которые по состоянию здоровья не могли работать и быть полезными в большом хозяйстве монастыря, куда постоянно поступали новые, более молодые монахини и для них не хватало жилья.   На средства монастыря приобрели возле деревни Ямы лесной участок, расчистили его, возвели постройки, жилой дом с кельями, маленькую церковь и перевезли из Пюхтец немощных монахинь. Так возник Гефсиманский скит, проще сказать богадельня для престарелых, беспомощных монахинь, которые соблюдали здесь монастырский устав и сохраняли все порядки монастырского уклада жизни. Для обслуживания находящихся в скиту из Пюхтецкого монастыря были присланы три монашки среднего возраста. На их обязанности было варить пищу, ухаживать за скотиной и вести всё хозяйство. Для совершения богослужений в скит приезжал настоятель Ямской церкви о. Аркадий Лебедев.   Приятная тишина всегда царила за ветхим частоколом Гефсимании. Сюда редко кто заходил, да и был скит в стороне от дороги.   Всем хозяйством управляла немолодая мать Прасковья, приветливо встречавшая каждого, кто с добрыми намерениями заходил в Гефсиманский скит. Не один раз, работая в Ямах, заходил я сюда и каждый раз ощущал радость пребывания в тишайшем уголке. Могучие сосны с широкими раскидистыми ветвями стояли на страже покоя обители. Неумолчные голоса птиц напоминали, что где-то совсем близко другая жизнь, совсем непохожая на эту с будничными интересами, мирскими беспокойствами, людскими заботами, радостями и печалями...   Когда входишь в скит, первое, что бросается в глаза, отсутствие людей. Словно здесь никто и не живёт, никого нет. Мое удивление прервало появление на лесной тропочке семенившей с ведром в сторону колодца старенькой монашки. На моё приветствие "Доброго здоровья!" ответа не последовало. Мне показалось, что монашка меня не услышала. Быстро набрав воды, она тем же путём вернулась в продолговатый одноэтажный дом с маленькими окошечками. Здесь в кельях пребывали монахини. Пройдя мимо церкви, двери которой были закрыты на большой висячий замок, я увидел высокую женскую фигуру, одетую во всё чёрное и, что меня особенно поразило, лицо, которой было до самых глаз закрыто чёрной кисеёй. Судя по походке это была далеко не старая женщина. Мы поздоровались и разошлись, но первое впечатление не давало мне покоя. В дальнейшем, познакомившись с настоятельницей, я услышал от неё рассказ об этой монашке. "Эта женщина, молодая и красивая. Была замужем, родила дочку и жила вполне счастлива. Неожиданно она заболела и не чем-нибудь, а страшной болезнью - проказой. Долгие годы лечения в лепрозории победили болезнь, но оставили свой страшный след на её красивом когда-то лице. Вернуться домой ей не позволила гордость и она ушла в монастырь.   С позволения настоятельницы я посетил дом и кельи, в которых жили монашки. Кельи как две капли воды походили одна на другую. В каждой из них, размером 6 - 7 метров с одним окном, завешенным ситцевыми занавесками, стояли две железные кровати, между ними маленький столик у окна. На столе белая скатерть с вазочкой и полевыми цветами. В правом углу большая и несколько малых икон с теплящейся лампадкой.   Зайдя в одну из келий, я увидел такую картину. На кроватях, поверх одеял, лежали две монашки. К моему приходу они отнеслись совершенно безразлично. Я даже подумал, что они спят, так как глаза у них были закрыты. Но по шевелению бледных впалых губ я понял, что они не спят, а молятся. Без единой кровинки на лицах их восковые, высохшие лица напоминали полуживых людей, с минуты на минуту ожидавших прихода смерти. Сидеть, а тем более стоять перед иконами они уже не могли и поэтому молились лёжа.   В другой келье на кровати сидела старуха, на вид ей можно было дать не менее восьмидесяти лет. Сгорбившаяся, с трясущимися руками, с лицом в глубоких морщинах, она истово молилась и на мой приход не обратила никакого внимания. Вторая койка была свободна, и я опустился на неё с желанием поговорить со старушкой, спросить, откуда она родом, как попала в монастырь, есть ли у неё родные, близкие. Прошло десять, двадцать, сорок минут, час, старушка всё не переставая, молилась. Отчаявшись дождаться конца её моления, я вышел наружу. Яркое солнце заливало всю лесную поляну, занимаемую скитом. На душе стало радостно при виде живого мира, тех благ, которыми наградила его цветущая природа...   О впечатлениях своего визита в монашеские кельи я, конечно, настоятельнице Прасковье ничего не сказал. Мы говорили о многих других вещах, она интересовалась жизнью молодёжи в деревнях, посещают ли они церковь, просила передать настоятелю Ямской Никольской церкви о. Аркадию пожелание доброго здоровья, и просила не побрезговать, - отведать монастырскую пищу.   Большая комната, служившая одновременно столовой и кухней, приятно ласкала глаз исключительной чистотой. Обедающих уже не было. По словам настоятельницы из монахинь приходит сюда только несколько, остальные настолько немощны, что им приносят пищу в кельи. Около плиты орудовала монашка Паша, ещё не старая, здоровая женщина с широким деревенским лицом, с повязанным на голове белым платком, из-под которого вылезали две косички, заплетённые тонкими ленточками. Паша быстро накрыла на стол. Отрезала от буханки несколько кусков душистого свежевыпечённого хлеба. Из большого котла в миски налила ароматного грибного супа, заправленного подсолнечным маслом.   - Уж извините, без сметаны, - сказала она, -   С удовольствием отведал грибной суп. Мне показалось, что такого я ещё никогда не ел. На второе меня угостили ячневой кашей, обильно сдобренной жареным на постном масле луком. Вместо чая принесли большую (литровую) кружку парного молока.   Раз в году Гефсиманский скит принимает у себя несколько сот молящихся, направляющихся в канун Успенова дня в Пюхтецкий монастырь. Со Скамьи и Сыренца следуют крестные ходы. К ним по дороге присоединяются верующие Средненаровья и большой крестный ход Кресто - Ольгинского прихода из деревень, окружающих Скарятину.     

61. Ямы.    

 

В низине, опоясанной речкой Стругой и болотами, залегла одна из самых больших деревень Принаровья - Ямы. У неё большое историческое прошлое, связанное с крепостью Нейшлосс в Сыренце. Во время ливонского владычества Ямская Струга соединялась с Чудским озером, а около деревни проходил тракт на Лайсгольм. Царь Алексей Михайлович, заключая договор о перемирии со шведами, был заинтересован сохранить для России одновременно Сыренец и Ямы...   В Ямах не сохранилось никаких следов от периода того времени. Старики уверяют, что деревня много раз горела и если когда-то что-то и оставалось, то было впоследствии уничтожено огнём.   Между Сыренцом и Ямами постоянно происходили конфликты по поводу нахождения административных учреждений Сыренецкой волости - в Сыренцах или Ямах. Поскольку волость именовалась Сыренецкой, её жители настаивали, чтобы волостное управление и другие официальные учреждения находились обязательно в Сыренце. Жители Ям в свою очередь приводили веские доводы: Сыренец находится на отшибе, вдали от деревень, в то время как Ямы в окружении многих деревень Сыренецкой волости: Овсово, Кароль, Верхнее село, Князь село и многочисленные хутора.   Чтобы придать деревне более привлекательный вид, на главной улице, идущей параллельно реке Струга, ямчане перед своими домами посадили раскидистые липы и декоративные клены. Получилась улица-аллея.   Позднее Сыренца и Скамьи в Ямах из финского гранита была построена Никольская церковь. В тридцатых годах на окраине деревни возвели двухэтажное деревянное здание шестиклассной школы с интернатом. Здесь учились и жили окончившие четырехлетние школы дети из Овсово и Кароля.   Не без основания Ямы считались в Принаровье самой певучей деревней. Здесь все любят пение - дети, молодежь, взрослые и старики. Сидит за верстаком сапожник, знай заколачивает шпильки и обязательно напевает песню... Дети с охоткой посещают уроки пения в школе. Отличный церковный хор, возглавляемый регентом самоучкой, в прошлом сапожником Иван Дмитриевичем Пекаревым, известен далеко в округе. Любовь к пению привил живший в Ямах священник И. Цветиков.   Не каждый мог поверить, что в Ямах с населением в 400 душ удалось создать светский мужской хор, руководителем которого был учитель А. А. Михаилов. Используя музыкальные дарования молодежи, он организовал оркестр народных инструментов. В течение полугода молодежь собрала средства и приобрела инструменты, а еще через полгода оркестр участвовал в концерте в народном доме.   Ямское просветительское общество "Искра" является старейшим в Принаровье. Основано оно в 1923 году. Его успешному развитию способствовала местная интеллигенция: кооператор Федор Григорьевич Перчаткин, его жена Ольга Алексеевна - долголетний библиотекарь, учителя ямской школы - заведующая Елизавета Николаевна Ершова, учителя Анна Васильевна и Иван Андреевич Заутины, Александр Александрович Михаилов.   С каждым годом увеличивалось число читателей. Книга являлась другом в каждом доме. Вот цифровые данные читательского роста. В 1929 году из библиотеки было выдано для прочтения 963 книги, в 1930 году - 1414, в 1931 году - 2372 книги и в 1932 году 2767 книг. О. А. Перчаткина не только выдавала книги, она вела большую агитационно-массовую работу по её распространению среди читателей. Она устраивала литературные суды, вечера вопросов и ответов, обсуждала с читателями прочитанные книги. При её непосредственном участии во время празднования "Дня русского просвещения" была организована библиотечная выставка. Отдел "Как не следует обращаться с книгой" привлёк всеобщее внимание участников выставки. Стенд с рваными, грязными, без обложек и внутренних листов книг послужил материалом для литературного суда над вредителями литературного богатства ямской библиотеки. Крестьяне не стесняясь клеймили тех, кто не бережёт книгу и, конечно, строго осудили вредителей.   Любимым праздником в Ямах бывал "День русского просвещения", проводившийся ежегодно летом на лоне природы в полутора километрах от деревни на живописной Ольгинской горе. Концерт и гулянье устраивались в ложбине, кругом огражденной от ветра высокими деревьями и густым кустарником. По окончании официальной части следовал концерт и тогда уже все без исключения участвовали в весёлых хороводах, играх, соревнованиях, плясали кадриль, веселились как и положено в такой праздник без "подогрева".   Ямы унаследовали ещё традицию по старинке отмечать Егорьев день, 23 апреля по старому стилю. В этот день положено выгонять с молитвой скот на пастбище. Хозяйки приводят своих коров к церковной ограде, где священник совершает краткое богослужение с окроплением святой водой скота. Слов и пения не разобрать, они тонут в звуках сплошного мычания не одной сотни коров...     

62. Овсово.    

 

Живописная дорога в сторону от реки ведёт в направлении к лесу. От Ям в Овсово путь петляет на Пюхтицы и Иевве. Через 3-4 километра начинаются хутора. За ними по обе стороны дороги вся в зелени деревня Овсово, которую эстонцы переименовали в Агусалу.   В небольшом классном помещении четырёхгодичной начальной школы не протолкнуться от народа. Вечерней порой учительница Нина Анатольевна Цветикова, она же заведующая школой, собрала деревенскую сходку, пригласив старшее поколение и молодежь побеседовать о культурных нуждах деревни.   - Живем мы в культурное время, - обратилась к присутствующим Нина Анатольевна, - начинаем машинами обрабатывать землю, в каждом доме у вас есть сепаратор, швейная машина, велосипед, радио-аппарат, а вот в деревне не можем наладить культурный досуг. Кругом нас в деревнях Ямы, Кароль, Верхнее село, имеются не только культурно-просветительные общества, но и народные дома, а у нас в деревне, насчитывающей 200 человек на 35 хозяйствах к нашему стыду нет ни того ни другого. Проанализируем, как "культурно" проводим мы своё свободное от работы время. Наши мужики изо дня в день каждый вечер собираются в лавку и вплоть до её закрытия в дыму махорочных закруток занимаются пустой болтовней, переливанием, как говорится, из пустого в порожнее. А что делает в эту пору молодёжь? Она бесцельно бродит по деревне, от скуки пробавляется карточной игрой, в воскресные и праздничные дни уходят на спектакли и танцы в соседние деревни. Не пора ли нам пробудиться от спячки и общественного безделья и наладить в Овсово культурно-просветительную работу? Как было бы хорошо открыть избу-читальню, проводить в ней громкое чтение художественной литературы, газет, журналов, создать на первых порах маленькую библиотечку, всё время пополнять её новыми книгами. А какую пользу населению принесли бы всякого рода курсы, занятия, лекции и спектакли...   Голосами радостного вдохновения загудело собрание. каждый старался поддержать Нину Анатольевну, возражавших не было, все проголосовали за то, чтобы скорее открыть в Овсово культурно-просветительное общество.   - Правильно сказала Нина Анатольевна, - взял слово степенный крестьянин Пелешев, - куда это годится, без толку сидеть в лавке и протирать штаны!   - Вот бы нам организовать драматический кружок, - выпалила Руфина Колчина и к ней сразу же присоединились Сергей Лупанов, Николай Платов, Алексей Трелин.   Нашлись любители струнного оркестра, - Клавдия Лупанова, Николай Ершов, Вера Наумова, Олег Трелин, Глафира Лупанова, поддержавшие предложение Алексея Трелина пригласить руководителем оркестра мужа Нины Анатольевны Ивана Ивановича Цветикова.   В 1934 году открылось Овсовское Русское Просветительное общество "Свет".   Заарендовали в центре деревни пустовавшую избу, оборудовали в ней маленькую сцену и заиграли, - драмкружковцы ставили сперва маленькие одноактные пьесы, позднее пьесы А.Н. Островского. Струнники играли в концертных программах и на танцевальных вечерах. Девушки увлекались рукоделием, охотно посещали курсы кройки и шитья, занимались художественной вышивкой. Каждая хозяйка считала своим долгом посещать занятия по кулинарному искусству. В деревне научились изготовлять сдобное тесто, разнообразить супы и вторые блюда, приготовлять торты. Чаще в Овсово стали бывать агроном, врач, ветеринар, лекторы, внешкольный инструктор.   Ежегодно в канун праздника Успения в Овсово стекается такое огромное количество людей, что многим приходится ночевать на сеновалах, под открытым небом, где придётся.   Собираются молящиеся со всех принаровских деревень с крестными ходами из Сыренца, Скамьи, Скарятина, Криуш и Ям, направляющихся пешком в Пюхтецкий женский монастырь. Чуть свет 28 августа крестные ходы выходят из Овсово. Молодежь остается в деревне и весь праздничный день проводят в веселье на лоне природы, а вечером идет на спектакль и танцы.   Из Овсово расходится молодежь по своим деревням, когда возвращаются из Пюхтец крестные ходы.     

63. Кароль.    

 

Про эту деревню так и хочется сказать - "мал золотник, да дорог". Маленькая, уютная деревушка Кароль находится в двух километрах от Ям на берегу притока Наровы, мелководной Карольской Струги. Все дома гуськом, по ранжиру, фасадной стороной обращенные к реке, выстроились одной улицей вдоль реки.   У деревни Кароль большая история отсутствует. Её основатели и строители выходцы из деревни Ямы, переселенцы из хуторов.   Ямские безземельники давно зарились на отличавшиеся плодородием и пустовавшие карольские участки, на покосные угодья обширных болот вокруг реки Струга.   Невмоготу становилось жить в Ямах. Население увеличивалось, строиться было негде, даже для огородов отсутствовали земельные участки.   Началось переселение на карольскую целину. Новоселы перевозили старые дома, строили новые. Обжились быстро. Если в Ямах они занимались главным образом сапожным ремеслом, то здесь переходили на сельское хозяйство. Экономикой Кароля стало земледелие и сельское хозяйство. В свободное время занимались шитьем сапог.   Два соседствующих общественно-культурных деревянных дома находятся в конце деревни - четырехклассная начальная школа и народный дом имени А. С. Пушкина. Обычно в каждой деревне учитель несет на себе бремя общественного деятеля, помогает налаживать культурно-просветительскую работу, подчас сам её ведёт, является советником по всем вопросам сельского хозяйства, кооперации, медицины, юриспруденции и т.д.   В Кароле иная картина. Учительница Карольской школы А. И. Осипова самоустранилась от всех общественных дел, её ничто не волнует и не интересует. Она, например, ни в чем не помогает молодёжи, к ней нельзя подойти и посоветоваться по поводу спектакля, лекции, курсов, поэтому молодежь, бывшие воспитанники Карольской школы, забыли дорогу в родную школу, не обращаются к Семеновой, действуют самостоятельно и, надо отдать им должное, с большим старанием и немалыми успехами. По многим общественным делам молодые активисты переросли свою учительницу. Не имея специальных средств, карольские крестьяне, взрослые и молодежь, миром соорудили народный дом. Бревна, строительный материал, рамы, двери, кирпич выделили из своих хозяйств, собственным трудом в короткие сроки возвели дом, присвоив ему имя великого русского поэта. Этим же именем было названо карольское Русское Просветительное общество. Над входом в народный дом прикреплен обрамленный ветками ельника портрет поэта.   Для карольцев стало традицией ежегодно в день рождения Пушкина устраивать у себя "День Русского Просвещения". Напрасными оказались попытки центральных культурно-просветительных учреждений убедить карольцев присоединиться к районному празднованию "Дня Русского Просвещения" и у себя, как деревни маленькой с незначительным количеством населения, его не устраивать. Сперва мне казалось, что это чисто внешнее, показное проявление чувства к памяти поэта, но позже я убедился, что это не так, Пушкина в деревне Кароль не только знают, но и горячо любят, он у всех глубоко в сердце...   Программа Пушкинского дня в Кароле всегда отличалась интересным содержанием. Проводился конкурс на лучшее чтение стихотворений поэта, устраивалась викторина "Как хорошо мы знаем Пушкина", ставились на сцене "Скупой рыцарь" и отрывки из "Бориса Годунова", с помощью проекционного фонаря показывались цветные диапозитивы в сопровождении чтения "Руслан и Людмила", "Сказка о царе Салтане", "Капитанская дочка". Игрались инсценировка рассказа "Станционный смотритель".   Хорошо помню, как карольцы трогательно отметили в 1937 году столетие гибели поэта. Дату приурочили ко "Дню Русского Просвещения".   За две недели до этого события я находился в Посаде-Чёрном, где осуществлял постановку драмы Найденова "Дети Ванюшина". С карольцами я заранее списался, что обязательно у них буду на "Дне Русского Просвещения" и прочту отрывки из речи Достоевского на открытии памятника Пушкину в Москве в 1880 году. Моя поездка планировалась на пароходе из Посада-Черного в Сыренец, а далее на лодке по Нарове и Струге в Кароль.   В день отъезда из Посада-Черного на Чудском озере разыгралась буря. Пароход бросало по волнам как щепку, немногочисленные пассажиры лежали по каютам и не могли двигаться. Па меня качка не производила никакого впечатления. Я все время находился наверху на палубе и с разрешения капитана некоторое время был его гостем в капитанской рубке. До самого утра штормило и перестало качать , когда пароход вошел в реку и пристал к пристани Сыренец. Здесь меня ожидала лодка из Кароля. Странное чувство я испытал, когда сел на корму лодки. Меня все время качало, казалось, что я продолжаю плыть на пароходе по озеру, хотя состояние качки на реке отсутствовало. Пелешев, который вез меня, успокаивал, что по приезде на место я отдохну и к вечеру, когда назначена репетиция, все пройдет. Днем я выспался, но вечером повторилось то же самое. С трудом провел репетицию, на сцене меня все время укачивало. Я был убежден, что назавтра, когда Кароль и его многочисленные гости будут отмечать знаменательную дату, я буду находиться в нормальном состоянии. Ничего подобного. Состояние качки продолжалось почти неделю, даже когда я уже приехал домой.   В строгом оформлении украшен народный дом Кароля. Все его стены, сцена превратились в сплошной стенд снимков, иллюстраций, журнальных и газетных вырезок о Пушкине, его родных и близких. Богато была представлена иллюстрация литературных произведений. Около сцены отвели небольшой уголок с материалом о гибели поэта.   Когда лектор Нарвского народного университета Иван Павлович Корсаков просто и доходчиво рассказывал про дуэль и смерть Пушкина, на глазах крестьян появились слезы. Мои опасения вызывало чтение в отрывках речи Достоевского, дойдет ли его глубоко философское содержание до умов простых людей. Слушали хорошо и внимательно, зал проявил сосредоточенность и отличную дисциплинированность.   Глядя не карольцев и часто задумываясь над их увлеченностью в культурно-просветительной работе, я часто поражался, как они могут и в силах без помощи учителей и другой интеллигенции добиваться результатов, которым могут позавидовать другие, более сильные и богатые культурными руководителями просветительные общества.   Когда я вступил на территорию Кароля, меня направили не к учителю, а к местному деревенскому парню, активисту просветительного общества Ивану Чепурину. Он жил на отшибе деревни, в самой бедной избе. Не успел я переступить её порог, как пожилая женщина, оказавшаяся матерью Ивана, стала причитать:   - Скажите моему Ваньке, пусть работать идет... Хватит ему культуру разводить. Бегает все по делам народного дома, будто других делов нет...   Иван, не обращая внимания на сетование матери, усадил меня за стол, вытащил тетрадь и стал вычитывать план работы народного дома, со всеми подробностями рассказал, что было сделано до сего времени. Затем мы направились в другие избы, навестили таких же как он энтузиастов Лантова, Пелешева, Цыганова. Я почувствовал, что с такой молодежью можно многое сделать для блага деревни...       

64. Верхнее село, Князь село.    

 

За Каролем дорога уходит в небольшой лес. Иногда сквозь ветви деревьев можно разглядеть с правой стороны полоску реки Наровы, все быстрее и быстрее устремляющей свои воды в Скарятинские пороги.   От Кароля до Верхнего села около трех километров. Напротив деревни небольшой островок, называемый верхнесельским, сплошь заросший кустарником, лиственными деревьями. В мае месяце остров превращался в сплошной гомон птичьих голосов. По вечерам на берег Наровы собираются любители соловьиного пения. Трели соловья слышны далеко по окрестностям до самого утра...   От Верхнего села на правый берег реки к Скарятине устроена переправа на пароме. Человеческая смекалка использовала для парома силу и быстроту течения, отказавшись от обычного приема переправы по стальному тросу ручной тягой.   По середине реки на якорях на известном расстоянии друг от друга укреплены обычные лодки, имеющие между собой соединения, причем крайняя лодка длинным стальным тросом соединяется с паромом. Когда паром отталкивается от берега, безразлично от правого или левого, его моментально подхватывает быстрое течение и он, благодаря тросу, совершает крутой разбег. Переправа с одного берега до другого занимает не более 3-4 минут. От опытного паромщика Бориса Гладышева требовались смекалка, находчивость и твердая рука рулевого.   Вслед за Верхним селом по берегу реки в 4 километрах Князь-село. Не только по названию, но и по структуре общественной и культурной жизни, по роду занятий населения между этими селами много общего, поэтому постараюсь рассказать о них в одном очерке.   Познакомимся с одним из виднейших общественных деятелей Принаровья, опытным учителем Верхнесельской школы Василием Федотовичем Голубевым, личностью незаурядной, которому своим развитием общественных сил во многом обязано Верхнее село.   Достаточно всмотреться в лицо, фигуру, весь внешний облик Василия Федотовича, чтобы безошибочно определить, что это прототип русского земского учителя, никогда не думающего о своей личной благополучной жизни, призванный служить только интересам народа. Выросший в Князь-селе, здесь у него дом, небольшой земельный участок, он познал все тяготы крестьянского труда: своими руками он строил дом, обрабатывал землю, садил в саду плодовые деревья, заготовлял сено для скота. Одевался скромно, вечно нуждался в деньгах. Дал образование дочери и сыну, безотказно помогал беднякам-односельчанам, выручал, когда приходил судебный пристав и описывал имущество и чаще всего обратно денег не получал. Каждое утро он шагал из Князь-села в Верхнесельскую школу и чаще всего возвращался домой поздно вечером. Задерживали общественные дела. Под его личным руководством строились в Верхнем селе четырехклассная школа, народный дом культурно-просветительного общества "Знание", был организован кооператив и построена кооперативная лавка. С его участием в Скарятине создали кооперативный банк, Верхнепринаровское сельскохозяйственное общество, кооперативное молочное товарищество и молокозавод. Успевал Василий Федотович заниматься с верхнесельской молодежью, ставил несложные спектакли, бывал на всех общих собраниях, присутствовал и помогал советами на заседаниях правления. Его правой рукой, верной помощницей была учительница Князь-сельской школы, его жена Зоя Григорьевна, которая по окончании учебных занятий шла в Верхнее село, помогала ему во всем том, что он не успевал сделать сам.   - Наше село не простое, а историческое, - помню говорил мне старик Селиверстов, у которого я жил на квартире в Князь-селе, - княжна Ольга, прежде чем переехать через реку на погост, останавливалась в шалаше на горушке, где сейчас стоит наша школа. Мой отец, ходивший на барщину в Верхнее село хорошо помнит, какие вокруг нас были дремучие леса.   При постройке школы и народного дома в Князь-селе в земле находили старинные монеты, металлические ковши. История здесь во всем, даже в наименованиях. За Князь-селом местность называется Добрыня, напротив, через речку, Ильина гора, а еще дальше Ольгин крест.   До революции Князь-сельская школа, именовавшаяся школой грамотности, имела два класса. Основанная в 1904 году, она была первой в Принаровье и помещалась в простой деревенской избе, совершенно не приспособленной для учебных занятий. Учительствовал в ней местный крестьянин Степан Тарасов, окончивший церковно-приходскую школу. С ним я познакомился в один из своих приездов в Князь-село.   - Неохотно тогда отдавали крестьяне своих детей в школу, - вспоминая, рассказывал старик Тарасов,- родители рассуждали, что учиться должны только дети богатых родителей, беднякам в школе делать нечего. И все-таки были такие дети бедных родителей, которые по окончании нашей школы наперекор родительской воле уходили учиться за 15 км. в церковно-приходскую школу в Скамью, а то еще умудрялись пешком ходить за 30 км в школу в Кривую Луку в Гдовском уезде.   Помнил Степан Тарасов, какую общественную нагрузку нес в ту пору деревенский учитель:   - Я был еще ходатаем за крестьян перед управляющим и помещиком, ветеринаром, судьей, писарем, - улыбаясь, рассказывал С. Тарасов, - и не могу вспомнить, еще кем. Газет в то время в древне не читали, книг почти не было...   Если в Верхнем селе вожаком культуры и просвещения был В.Ф. Голубев, то в Князь-селе зачинателем всех благих дел являлся заведующий школой, выходец из Князь-села Филипп Захарович Беззаборкин.   Когда то в молодости он закончил фельдшерские курсы и это позволило ему быть "лекарем поневоле" для своих односельчан. Вскоре в крае узнали о его медицинских способностях, а так как участкового врача, жившего в Сыренцах, не так легко было в период распутицы и бездорожья добиться, население среднего Принаровья шло к дяде Филе (так называли Филипп Захаровича) или приглашали к себе. Оказывал он помощь при всех болезнях и, если была острая необходимость, то выполнял и роль повивальной бабки.   Отличный мастер по дереву, Филипп Захарович прививал ребятам любовь к ручному труду, организовал в школе мастерскую по изготовлению и ремонту столов, стульев, табуреток и другого инвентаря. Все парты ученики делали сами, позднее научились делать и более сложные вещи: шкафы, комоды и прочую мебель. Когда Филипп Захарович организовал и руководил оркестром русских народных инструментов, ребята под его руководством делали для себя балалайки, домбры, альты, гитары. При школе существовал им руководимый детский хор. С отличными задатками, стремлением быть полезными в культурно-просветительных начинаниях школьная молодежь охотно шла в просветительное общество "Молния", участвовала в концертах и спектаклях местного народного дома. Любовь к искусству обнаруживали на сцене ученики Ф. З. Беззаборкина, В. Тарасов, Е. Беззаборкина, М. Селивестров, А. Беззаборкин, Л. Голубев, Михаил Орлов, М. Солодов и многие другие. Князь-село справедливо считалось зажиточным уголком Принаровья. Отличный баланс имел местный кооператив. Он обеспечивал население всем необходимым, скупал у женщин ягоду.   Основным занятием жителей Князь-села было земледелие. Но не всех оно обеспечивало хлебом круглый год. Земельные угодья были недостаточными и некачественными. Приходилось заниматься отхожими промыслами. Зимой мужское население уходило на лесозаготовки, весной на сплавные работы, грузили на баржи дрова.   С наступлением сезона рыбной ловли промысловый характер носил улов рыбы под название хариус.   Те, кто видел старинный герб города Нарвы помнит его изображение: на овале, украшенном сверху изображением ангела, три ядра, шпага, меч и в середине два хариуса. По гербу можно судить, что хариуса ловили в Нарове несколько веков назад.   Хариус принадлежит к породе лососевых рыб. Наибольшая длина тела этой рыбы составляет 50 см. при весе в два с половиной кг. Но такие экземпляры встречаются очень редко. Чаще всего попадаются хариусы длиной 25-30 см. при весе в килограмм и меньше.   С каждым годом этой деликатесной рыбы становится все меньше и меньше. Ловится она преимущественно в порожистых местах на коротком речном отрезке Наровы против Скарятины и Князь-села     

65. Переволок.    

 

Мы снова на правом берегу Наровы, движемся от Скамьи вниз по течению реки. За околицей Скамьи небольшая речка Втроя, впадающая в Нарову. Её именем называется деревушка Втроя, затерявшаяся в нескольких километрах от Скамьи, в сторону леса.   Правый берег Наровы низменный, однообразно унылый с редкой растительностью. За несколькими домами, составляющими деревушку Кукин берег, начинается деревня Переволок с тридцатью дворами и населением в 170 человек.   Переволок... Не правда ли странное наименование. Сколько раз я пытался безуспешно узнать, кто дал деревне такое имя и почему, пока, наконец, не услышал из уст старожила этих мест Григория Фаронова такой рассказ:   - Когда-то Нарова была многоводной, ретивой рекой. Не любила уживаться в своих берегах, в особенности весной в пору половодья. Разольется во всю, да так широко, что берегов по ту сторону не видно. Деревенское население неохотно занималось земледелием, уж очень плохие были земли, больше рыбачили. Рыба ловилась хорошо, было её много, хватало всем, избыток продавали. Река постоянно грозно наступала на деревню, часто затопляла её, приходилось сниматься с насиженных мест, уходить дальше от берега. Трижды "переволакивалась" деревня с одного места на другое и только в последние 60-70 лет осела на одном месте, кончила плутать. Утихомирилась река, успокоился народ, назвавший деревню Переволок...   Как-то осенним октябрьским вечером 1924 года, когда на низкий берег деревни Переволок порывистый озерный ветер гнал бурную волну и её плеск отчетливо прорезал наступившую темноту, по направлению школы, что у самого края деревни, шагали три молодых крестьянина: Василий Кретов, Петр Фаронов и Иван Миллер. Они недавно вернулись с лесных работ, быстро поужинали и теперь шли к учительнице Марии Федоровне Алексеевой.   В её лице, единственной учительницы в деревне, крестьяне Переволока имели советника по всем общественным делам. К ней шли запросто посоветоваться: куда направить ребенка учиться после окончания четырех классов; как написать прошение; у кого просить ссуду; узнать, каким образом исхлопотать пособие на лечение и многое другое, что волновало каждого и требовало толкового разъяснения.   В маленькой комнатке при школе, что занимала Мария Федоровна, было тепло и уютно. За керосиновой лампой она проверяла тетради. Очередной визит её не удивил. Не было вечера, чтобы кто-нибудь из деревенских не зашел на огонек со своими нуждами, жалобами, просьбами...   - Простите Мария Федоровна, что в столь поздний час вас беспокоим, отрываем от школьных тетрадей, - робко заговорил Василий Кретов, - пришли по общественному делу.   Хозяйка усадила всех на скамейку, стоявшую около истопленной печи, сама присела у окна.   Теперь заговорил Фаронов:   - Завидки берут, когда кругом слышим, что в одной деревне поставили спектакль, в другой детский утренник, устраиваются танцы, молодежь отдыхает и веселится, а у нас, как на грех, ничего не делается. Ведь мы не хуже других. Скоро Михаилов день, наш деревенский праздник, соберутся гости с окрестных деревень, а нам их и развеселить нечем. Хотя бы вечер устроить в школе, больше негде, наша молодежь с удовольствием сыграет какую-нибудь пьеску, потанцуем. Помогите Мария Федоровна, разрешите воспользоваться школьным помещением, будьте нашим руководителем по устройству вечера.   После небольшого раздумья Мария Федоровна дала свое согласие.   Все получилось как нельзя лучше. Класс освободили от парт и другого школьного инвентаря и превратили в небольшой зрительный зал с небольшой сценой. Сыграли несколько маленьких пьесок, потом танцевали, устроили игры на призы. Собралось такое количество зрителей, что все не смогли попасть в помещение, многие оставались на крыльце. По окончании вечера молодежь привела класс в полный порядок, занесла парты, стол, доску и, собираясь уже уходить домой, обратились к Марии Федоровне с благодарностью за организацию вечера, одновременно сообщив, что вырученные деньги пойдут на устройство вечеринки.   Всегда сдержанная, спокойная Мария Федоровна, на какой то момент потеряла самообладание. Её щеки зарделись от волнения, она заговорила, чуть повысив голос:   - Вот что, друзья! Вы организаторы вечера, вам распоряжаться его доходами. Вмешиваться в ваше решение не собираюсь, поступайте, как знаете, но хочу вас предупредить, школу для вечера вы больше не получите. Неужели вам не ясно, что давно пора в Переволоке приступить к строительству народного дома и для этой цели начать сбор денежных средств. Я была уверена, что средства от нашего вечера вы используете для возведения дома, а вы решили их пропить. Больше нам говорить не о чем...   Крепко запали слова любимой учительницы в головы молодежи. На следующий день все вырученные с вечера деньги лежали на столе у Марии Федоровны.   Для будущего народного дома у хуторянина Лунина купили сруб сарая и перевезли к школе на то место, где планировалось строительство. Из каждого хозяйства поступало пожертвование строительных материалов: бревна, половая доска, дранка для крыши и прочее. В праздничные дни все население - мужчины, женщины, молодежь и даже дети, как говорится всем миром, выходили на строительство народного дома. Мария Федоровна дополнительно собирала средства на приобретение гвоздей, стекла, краски и других материалов. Ей удалось выхлопотать пособие у Скарятинского волостного правления и получить пожертвования у таллиннского мецената, помогавшего русским организациям, И. Е. Егорова.   Осенью 1925 года в Михаилов день крестьяне Переволока отмечали двойной праздник - деревенский и открытие народного дома. А еще через год открылось Переволокское культурно-просветительное общество "Славия".   Ничто так не увлекало молодежь, как участие в театральной работе. Буквально все стремились участвовать в спектаклях, поэтому предпочтение отдавалось пьесам, в которых имелся большой состав действующих лиц. Молодежь не ограничивалась показом спектаклей у себя дома, при первой же возможности ездили в гости в соседние деревни, не стеснялись играть в Скамье, Сыренце, Ямах, где имелись сильные театральные коллективы.   Первым режиссером переволокской молодежи стал живший на соседнем хуторе С. Логусова престарелый агроном Ефим Тимофеевич Ионов, осуществивший постановку пьесы Л. Толстого "Власть тьмы". Не только с помощью инструкторов внеклассного образования, но и собственными силами сыграли в Переволоке пьесу Н. А.Н. Островского "Женитьба Бальзаминова", "Бедность не порок", "Свои люди сочтемся", "Не в свои сани не садись". Была поставлена пьеса Гоголя "Женитьба" и несколько мелодрам: "Вторая молодость", "Каторжник", "Сиротка-страдалица", "Безработные".   Справедливости ради назову энтузиастов-любителей драматического искусства: Нина Яснова, Руфина Богатова, Нина Шаляпина, Анфиса Курмина, Евфросиния Швырова, Руфина Тайнова, Иван Кретов, Петр Дроздик, Иван Фаронов, Иван Швыров, Борис Васильков и Леонид Яснов.     

66. Скарятина.    

 

Змейкой вьется лесная дорога вдоль береговой полосы в Скарятину. За отдельными хуторами, спрятанными в густой зелени, слышится несмолкающий рокот водяной стихии. За хутором Коколок начинаются Скарятинские пороги. Выше и круче становится правый берег. По каменистому скату Нарова с большой скоростью несет бурные воды, омывая торчащие над поверхностью валуны ледникового периода. Воздух наполнен неумолкаемым шумом, летят брызги, стелется над рекой пар...   Наивысшая сила и быстрота порожистой реки у Зверинца, против Кресто-Ольгинского погоста. Фарватер в этом месте настолько узкий и труднопроходимый, что требуется большое умение и ловкость, чтобы провести судно, не наскочить на подводные камни или силой течения не быть прибитым к правому берегу. Не легче двигаться и против течения. На лодке, с помощью весел, не подняться, нужна бурлацкая хватка. Моторка "Хелью" с пассажирами проскакивает это место благополучно, - у неё сильный мотор, легкость хода и хорошая маневренность. Труднее колесному пароходу "Заря". Старый изношенный котел, часто использующий в виде топлива сырые дрова, пар не держит. Лопасти колес судорожно вращаются, а пароход едва движется. Так и кажется, что с минуты на минуту его начнет сносить вниз по течению. На пароходе объявляется тотальная мобилизация всех мужчин. Им вручаются длинные шесты, с помощью которых они подталкивают пароход. Если пассажиров и груза много, то и это не помогает. "Заря" пристает к берегу, все пассажиры сходят с парохода и уже тогда он нормально движется вперед. Пассажиры же, пройдя пару километров по берегу, уже выше порогов снова садятся на пароход, чтобы плыть дальше.   В тридцатые годы наблюдалось заметное обмеление реки, в особенности в порогах, что не могло не сказаться на движении пассажирского транспорта по реке. В летнюю пору пароход доходил только до Князь села, а дальше пассажиры пешком добирались до места назначения.   По количеству дворов и населения Скарятина не занимает ведущего положения в Скарятинской волости, значительно больше их в Омуте, Загривье, Кондушах, а вот по значимости, как волостного центра с многочисленными административными, кооперативными, хозяйственными учреждениями, она возглавляет все Среднепринаровье.   В Скарятине принимает участковый врач, имеется аптека. По агрономическим, сельскохозяйственным вопросам крестьяне обращаются к участковому агроному Н. В. Кольцову или местному агроному Н. П. Епифанову, которые постоянно живут в Скарятине. За ссудами крестьяне обращаются в Скарятинский кооперативный банк. Здесь молочное товарищество, маслоделательный завод. Кресто-Ольгинская церковь собирает по праздничным дням молящихся с десятков деревень. За оградой храма большое кладбище для жителей Скарятинской и Сыренецкой волостей.   В центре деревни, рядом с пристанью и кооперативной лавкой, торгующей спиртными напитками, народный дом Скарятинского просветительного общества "Огонек". Неприглядный вид дома снаружи и внутри и всей территории вокруг. Безобразно выглядят зал, сцена, крыльцо - впечатление такое, будто их никто не убирает и не моет. В правлении "Огонька" вместо деловых и энергичных людей любители выпить и погулять. Несмотря на наличие в Скарятине интеллигенции даже простую, несложную лекцию невозможно организовать, да и слушать её некому, скарятинский народ настолько разболтан, ничем не интересуется, что его не дозваться в народный дом. Пьянство в Скарятине принимает угрожающие размеры. Утром крестьянин приходит по всяким делам в волость, банк, к агроному или врачу, а вечером его можно увидеть лежащим пьяным у стен народного дома. При отсутствии алкогольных напитков в кооперативе, достают спирт в аптеке.   Учительство скарятинской школы не проявляет достаточного интереса к нуждам молодежи, замкнулось в своих профессиональных делах и тоже, как и все население, не прочь заглянуть в бутылку. Не велики интересы и у Верхнепринаровского учительского союза, свои собрания устраивающего в Скарятине. Деловой части отводится минимум времени, всему другому столько, что его участники расходятся довольно поздно и в приподнятом настроении.   Учителю В. В. Горскому, работающему в Кондушской школе (живет он в Скарятине) удалось создать на основе церковного хора светский хор, пополняемый любителями пения из других деревень. Став юридическим лицом, хор получил наименование - общество "Русская песня" и выступал с концертами у себя дома в Скарятине, в соседних деревнях и в Нарве. Без хора "Русская песня" не обходился ни один "День Русского Просвещения" в районном масштабе. Обычно такой праздник отмечался в Скарятине. Его организация наталкивалась на всяческие трудности, хотя в помощь празднику создавался организационный комитет, в который входили видные местные деятели и представители других деревень. Обычно они больше значились на бумаге, чем что-то делали, являясь как бы сторонними наблюдателями.   Вспоминаю районный день "День Русского Просвещения" в 1934 году в Скарятине. Буквально все легло на мои плечи. Потребовалось вмешательство, чтобы вымыли пол в зале и со сцены убрали вековую грязь. Спектакль - пьесу А.Н. Островского "Василиса Мелентьева" играли учителя. Возился с ними, как с малыми детьми, на репетиции являлись неаккуратно, ролей не знали, некоторые исполнители явились на спектакль под "градусом". Кроме меня не нашлось никого, кто бы мог оборудовать сцену, установить декорации.   Если бы меня спросили, какое просветительное общество в Принаровье является отсталым, неработоспособным, то не задумываясь ответил бы: Скарятинский народный дом "Огонек"     

67. Омут.    

 

От Скарятины до Омута 4 километра. Дорога берегом Наровы интересна. С высоты любуешься игрой воды, её стремительным бегом. Иногда видишь прыжок хариуса из воды, его стремительный полет и мгновенное исчезновение в глубинах реки. Часто по дороге останавливаешься и задумываешься. Ничего в течении реки не изменилось за сотни лет, зато исчезли дремучие леса по её берегам. Правый берег полностью вырублен, совершенно гол, пустынен и кое-где порос мелким кустарником.   На полпути до Омута небольшая деревня Степановщина. Хотя её дома недавней постройки, с именем деревни связана история княгини Ольги.   В. Даль так объясняет значение слова "омут": падь под мельницей, где быстрина мутит и вымывает ямину, а вообще, - яма под водой, в реке, озере. Толкование ясное, точное, не вызывающее никаких сомнений. В реке перед деревней Омут, где пороги заканчиваются, много таких ямин и , по словам старожилов, в них не раз погибали люди. После войны, когда стало модным переименовывать улицы, поселки, города, нашелся умник в сельсовете, предложивший назвать Омут Отрадным. Соответствующее решение было принято, но крестьяне продолжали упорно называть свою деревню Омут.   В дореволюционное время Омут делился на две части. Его часть, ниже по течению реки, носившая название барская, была бедной, имела полуразвалившиеся хаты, крытые соломой. Жившие здесь крестьяне обязаны были работать на помещика и выполнять барщину.   Омут самая длинная деревня в Принаровье. От первого дома, граничащего с дворовыми постройками Степановщины, до речки Черемуха, где стоит дом Антона Лужкова, два с половиной километра. Все дома, а их 120, растянулись по одной улице вдоль по реке.   По другую сторону реки, напротив деревня Городенка с лесопильным заводом эстонцев, братьев Турау. Это уже Сыренецкая волость.   Приезжающий впервые в Омут с пристани, выходившей на дорогу, обращал внимание на стоящий посередине столб с надписью: деревня Омут, 120 дворов с населением в 650 душ. Если строился дом и прибавлялось население, менялась и надпись на столбе. Нельзя было не обратить внимание на незаконченную постройку здания народного дома. Не хватило средств закончить второй этаж, произвести обшивку, сделать каменное крыльцо. Рассчитанный на 600 человек зрительный зал, производил грустное впечатление. Стульев не было, их заменяли скамейки, занимавшие всего лишь пол зала. Две круглые печки не могли нагреть это помещение. Зимой зрители мерзли. Комиссия, проверявшая состояние народного дома, разрешила им пользоваться временно. Каждый год давались отсрочки, строительство же оставалось на мертвой точке.   Омутчане, надо отдать им должное, активные общественники. Любят свою деревню, заботятся о ней. Их не смутило пребывание в деревне купца Юдина, имевшего торговлю. Кооператив полюбился населению. Обороты с каждым годом увеличивались, торговля у Юдина расширялась. В деревне организовали пожарное добровольное общество, культурно-просветительное общество "Жизнь". Омутские деятели не раз избирались в волостной совет, в Скарятинское сельскохозяйственное общество, в кооперативный банк, в молочное товарищество.   Огромная заслуга в пробуждении деревенских масс Омута принадлежит уроженцу этой деревни учителю Илье Степановичу Елехину. Это он вдохнул в своих учеников, ставших общественными деятелями, живую струю, стремление жить и быть полезным обществу. Илью Степановича редко можно было застать дома. Приходил поесть и снова уходил. Часто не ночевал дома, оставался в школе, когда проходили собрания, совещания, занятия в просветительном обществе, репетиции.   И. С. Елёхин мозг деревни, без него ничего не решается, его совет - это уже готовое решение, всегда разумное, простое и несложное, которое удовлетворяет всех.   В воскресенье, когда все отдыхают, И. С. Елёхину нет покоя. Раненько пешком уходит в Скарятину, чтобы успеть на собрание Скарятинского сельскохозяйственного общества. Состоя членом правления кооперативного банка, ему надо успеть туда решать вопросы предоставления крестьянам ссуд, о взыскании ссуд с должников, о получении новых кредитов. В Скарятине у него всякие поручения от своих односельчан: зайти в аптеку за лекарством, в магазине купить то, чего нет в Омуте, навестить волостного старшину для разрешения школьных дел, быть у зоотехника, агронома, успеть забежать на молокозавод... Так до позднего вечера Елехин выполняет общественные и частные поручения, голодный возвращается домой, где жена и дети ждут не дождутся его прихода. Пока его не было, несколько раз прибегали из культурно-просветительного общества "Знание" пригласить на репетицию спектакля в народный дом. После позднего обеда, ставшего уже ужином, вместо того, чтобы отдохнуть и набраться сил для завтрашнего школьного дня, Илья Степанович отправляется в Народный дом...   Такие деловые качества Илья Степанович прививал и молодежи, девушкам и парням культурно-просветительного общества "Знание", его бывшим ученикам омутской школы. До сих пор храню в памяти имена тех, с кем приходилось ставить спектакли и кто оставил приятное воспоминание дисциплиной труда и усердием на сцене: Екатерина Веселова, Мария Юдина, Евфросиния Корнышева, Елена Беляева, Александр Сальников, Григорий Куропаткин, Иван Веселов, Александр Тихомиров.   В репертуаре были всякие пьесы, но все полноценные и хорошие, но лучшими, о которых долго вспоминали омутчане, оказались произведения А.Н. Островского "В чужом пиру похмелье" и "Не так живи, как хочется". За эти спектакли особенно благодарили, называя их культурными, благородными и понятными для всех.   Осенью 1939 года омутчане отметили мое десятилетие деятельности в должности инструктора внешкольного образования Союза Русских просветительных и благотворительных обществ в Эстонии. На приглашение откликнулись представители просветительных обществ Принаровья и Причудья, из Таллинна приехал секретарь Союза просветительных обществ А. А. Булатов. Юбилейная дата совпала с окончанием курсов домоводства и кулинарии. В зале народного дома были сервированы столы со всевозможными блюдами, печениями, пирогами, тортами, изготовленными омутскими домохозяйками. Подавался чай, лимонад, прохладительные напитки, домашний квас и морс. Ни водки, ни вина не было. Непринужденная атмосфера, царившая в зале, где собралось около 200 человек, оставила самое приятное впечатление. На сцене был показан концерт, молодежь организовала игры и танцы.     

68. Загривье.    

 

Притулившаяся у поворота на краю дороги в Омуте ветхая часовенка напоминает, что отсюда начинается путь к деревням, далеко отстоящим от реки, около леса и за ним. Проселочная дорога, давно пересохшая, вся в морщинистых выбоинах, чуть поднимается в гору. В осеннюю непогоду здесь ни пройти ни проехать. Глинистая почва расползается, дорога покрывается серой слизью, с трудом тянет лошадь воз с поклажей. Колеса по самую ось вязнут в грязи.   Появилась лесная грива с лиственными и хвойными деревьями. А за гривой деревня, получившая образное наименование - Загривье с населением в 400 человек при 100 хозяйствах.   В Загривье два Загривья, большое и малое, но по существу неразделимое одно от другого. В деревне одна длинная улица с домами по обе стороны, выстроенные на очень близком расстоянии друг от друга. Пожарная комиссия не раз обращала внимание на такое противозаконное строительство, но никаких мер предпринято не было и все оставалось без перемен. Население занято крестьянством, в каждом хозяйстве по одной-две коровы, имеются овцы, свиньи, птица. При домах маленькие приусадебные участки. Живут в достатке когда благополучно с урожаем. В деревне живут видные кооперативные деятели Александр Александрович Роом, Григорий Павлович Силин и местный бухгалтер Александр Степанович Каликас, которые не последнюю роль играют в Скарятинских кооперативных учреждениях. В Загривье частной торговли нет, кооператив ютится в тесном торговом помещении, давно нуждающемся в расширении.   При входе в деревню первое, что бросается в глаза каждому, большое здание шестиклассной школы. Заведующим является активный общественный деятель, тоже кооператор Федор Дмитриевич Васильев, много лет потрудившийся на ниве народного образования. Его жена тоже учительница этой школы, свободное от занятий время посвящает театральному искусству, ставит с малышами детские спектакли, помогает взрослой самодеятельности Загривского русского просветительного общества. Воспитанник Нарвской русской гимназии, спортсмен и музыкант Апполоний Фомич Чернов сразу после учебных занятий в школе переключается на внеклассную работу с загривской молодежью. Ему удалось организовать хор, оркестр народных инструментов, любителей игры в кожаный мяч. Не раз загривская молодежь выходила на соревнования с соседними деревнями и побеждала их.   Знакомство с народным домом, принадлежащим загривскому пожарному обществу, привело в уныние. Крохотный зал, рассчитанный на 150 человек и совершенно не оборудованная миниатюрная сцена, говорили о том, что на эту сторону общественной работы обращается недостаточное внимание. Зайдя вечером в пожарный дом, я застал репетицию чеховских миниатюр. С молодежью занимался деревенский выдвиженец-самоучка, любитель драматического искусства Афанасий Трифонович Саров, немолодой крестьянин Загривья, который не раз ставил здесь спектакли, когда не было инструктора, а педагоги школы были заняты. Что мне понравилось? Деревенская молодежь внимательно слушала объяснения режиссера, посторонние разговоры отсутствовали, чувствовалась дисциплина, уважение к руководителю. Тут же мы познакомились. Афанасий Трифонович сетовал на то, что скуден у него театральный репертуар, нет пьес с небольшим составом исполнителей и несложным сценическим оформлением. Похвалил молодежь. Играть любит, аккуратно посещает репетиции, но условия для занятий и выступлений на сцене совершенно неподходящие.   Решил обратиться за содействием к представителям местной общественности. Встреча состоялась с депутатом волостного совета, кооператором А. А. Роомом   - Алекасандр Александрович, - начал я разговор, - загривцы зачинатели многих полезных и нужных дел не только у себя в деревне, но и по всей Скарятинской волости, неужели так сложна проблема построить у себя в деревне приличный народный дом. Ведь он нужен не только для спектаклей и танцев. Негде проводить общественный сход, лекции на сельскохозяйственные и кооперативные темы и другие мероприятия.   В глазах А. А. Роома сверкнули веселые огоньки. Он сочно рассмеялся и старательно стал разглаживать свои тараканьи усы.  - В наш народный дом только скотину загонять... Согласен, слова напротив не скажу... Нужно строить и как можно скорее. Но что сделаешь, когда на очереди более важные дела. Вы были в нашем кооперативе, видели, как по всем углам разбросан товар, его негде положить, он портится, теряет цену. Требуется построить кооперативный магазин без промедления, а денег свободных на эту цель не имеем. У нас еще сложная забота и не в масштабах нашей деревни, а всей Скарятинской волости. С каждым годом труднее сбывать сельскохозяйственные продукты. Их становится больше, а рынок сужается. Думаем скупать и сбывать на кооперативных началах. У эстонцев это дело давно налажено, а вот нам, русским, никто помочь не хочет, все отмахиваются, дескать начинайте действовать сами, а тогда уж мы поможем... А вы говорите, строить народный дом...   В 1937 году, в годовщину смерти А. С. Пушкина, загривцы впервые у себя в деревне провели "День Русского Просвещения". На спектакль - сцены из "Бориса Годунова" пригласили артистку Нарвского русского театра Е. А. Люсину, с успехом выступившую в роли Марии Мишек.    

 

69. Кондуши.    

 

Задолго до начала первой мировой войны в этом районе на ярмарку съезжалось население всего Принаровья совершать сделки по "конским душам", иначе сказать шла продажа и покупка лошадей. Как никогда много в эти дни приезжало цыган. Вот когда можно было залюбоваться настоящим цыганским табором. Поневоле вспоминались пушкинские строки:     ... Они сегодня над рекой   В шатрах изодранных ночуют.   Как вольность, весел их ночлег   И мирный сон под небесами...     От Загривья до Кондуш рукой подать. Пройдя небольшой сосновый бор, разделяющий деревни, вступаешь на кондушскую землю, засеянную обильными хлебами.   Деревня состоит из двух частей: Кондуши 1-ая, считавшаяся вольной и 2-ая барская. Между ними сразу же ощущаешь разницу. В вольной Кондуши дома сроены лучше, богаче, в порядке усадебные участки, где можно увидеть плодовые деревья, ягодные кустарники, пчелиные улья.   В тридцатых годах, в пору расцвета фашизма в Германии, заметно активизировались левые силы в Прибалтике, как бы в противовес фашистским настроениям, царившим среди верхушки республик, придерживавшихся западной ориентации. Так было и в буржуазной Эстонии. Рабочее движение среди эстонского большинства в городах перекинулось в деревни, в частности в Принаровье. Деятельность рабочих и крестьянских профсоюзов широко развернулось в Сыренце, где активное участие в этом движении принимал врач В. Пшеничников, в Кондушах и в Радовели. Депутат рабочей фракции Государственного собрания от русского населения Александр Селивестров стал часто бывать в Принаровье, в частности в Кондушах, создав на месте революционную ячейку в которую вошли и активно действовали Иван Таам, Анастасия и Александр Ранд, Михаил Спицын, Иван Маслов, братья Петр и Михаил Алексины и многие другие.   Чтобы не вызывать особых подозрений у властей, во 2-й Кондуши официально открыли в арендованной избе клуб, который по существу являлся местом встречи революционно настроенных крестьян, где обсуждались планы действий подпольных групп и где молодежь собиралась для занятий по внеклассной работе. Молодежные вечера носили официальный характер. Проводилось громкое чтение революционной литературы, ставились коротенькие пьесы на антирелигиозные темы, читались стихи Маяковского и других советских поэтов и писателей. Не раз приходил в клуб представитель политической полиции Керт, делал заметки в свою записную книжку, и, стараясь не обращать на себя внимание, незаметно уходил из деревни. Приезд в Кондуши депутата А. Селивестрова вызвал у властей особый интерес. Тогда в деревне можно было видеть не только Керта, но и районного констебля Куллисте, а также негласных осведомителей.   Разница в политических взглядах двух Кондуш не мешала жить населению в дружбе. Между деревнями поддерживались хорошие отношения, общение молодежи было постоянным и нерушимым, что позволило в короткий срок объединенными усилиями осуществить строительство в 1-й Кондуши народного дома. К его постройке приступили осенью 1931 года, а уже 19 января 1932 года, в деревенский праздник Крещения, состоялось торжественное открытие в присутствии приезжей молодежи из соседних деревень.   Кондушане не были избалованы учительской помощью. В школе с четырех годичным обучением имелось два педагога. Заведующий В. В. Горский жил в Скарятине и поэтому сразу же по окончании школьных занятий уезжал на велосипеде домой. Вторая учительница Храброва постоянно болела и с трудом могла вести только уроки.   Работа в Кондушском просветительном обществе осуществлялась силами молодежи. Сами организовывали спектакли и вечера, приглашали лекторов, хлопотали о ссудах, заботились о сохранности народного дома. Такая самостоятельность вошла в привычку и никто не сетовал, что приходится все делать самим. Подобрался дружный коллектив любителей сценического искусства: Анатолий Бреганов, Манефа Карабчевская, Нина Родионова, Александр и Михаил Сабанцевы, Михаил Мянник, Геннадий Корабчевский, Михаил Ковалев, Ольга Кирзина, Евфросиния и Иван Соколовы.   Революционные настроения 2-ой Кондуши не могли не сказаться на стремлении идти в ногу со временем деятелям народного дома. Сперва поставили пьесу Софьи Белой "Безработные", а позднее не побоялись осуществить драму М. Горького "На дне".   Брожение умов в Кондушах не останавливалось ни на минуту. Стали появляться листовки, плакаты с призывом открыто бороться против буржуазного строя в Эстонии. Агент политической полиции Керт в один из своих приездов в Криуши арестовал Анастасию и Александра Ранд и Михаила Спицына. Из тюрьмы они не вернулись. По распоряжению министра внутренних дел все трое были высланы из пределов Принаровья.     

70. Радовель.    

 

Из трех деревень залесья - Загривье, Кондуши, Радовель, - Радовель самая маленькая, в ней не больше 50 дворов. Земледельческая деревня. Нельзя сказать, чтобы население жило зажиточно, но не бедно. Хлеба хватало, занимались отхожими промыслами, уходили в города на строительные работы.   Деревня имела кооператив. Народного дома не было. Культурно-просветительная жизнь концентрировалась в однокомплектной четырехклассной школе, где более 15 лет учительствует Алексей Васильевич Рындин. Семья педагогической закваски. Два брата Михаил и Василий тоже учителя. Сестры Анна и Надежда учительствуют в Причудье, в селе Нос.   Молодое население Радовеля унаследовало от своего учителя прогрессивные взгляды. До появления А. В. Рындина в Радовели население не знало ни книг, ни газет, чуждалось общественный интересов. По инициативе А. В. Рындина в деревне организовали кооперативную торговлю, пожарное общество, собирались открыть просветительное общество и построить народный дом, но этим мечтам не удалось сбыться и, пожалуй, потому, что А. В. Рындин охотно предоставлял помещение под деревенские сходы, собрания, гостеприимно принимал лекторов, сам устраивал детские утренники и вместе с молодежью веселился на танцевальных вечерах, - все это происходило в стенах радовельской школы.   Политические события в буржуазной Эстонии не миновали маленький Радовель. Быстро расцвели революционные всходы, посеянные А. В. Рындиным. Приезжая в Принаровье, обязательно заглядывал в Радовель депутат А. Селиверстов. Навещал молодежь врач Б. П. Пшеничников. Верные профашистским настроениям, А. В. Рындина иначе не называли, как коммунист, ставленник Советов.   В июне 1940 года повсюду в Принаровье прокатилась волна митингов, приветствовавших наступление новой эры в жизни Эстонии. Правобережные деревни Принаровья требовали присоединения к Российской Федерации. 24 июня 1940 года было намечено провести массовое шествие крестьян Принаровья к советско-эстонской границе. Предполагалось участникам из Залеских деревень собраться в маленькой деревушке Мокредь, куда должны были подойти крестьяне Скамьи, Переволока, Скарятины, Степановщины и Омута. Запротестовали жители левого берега Сыренецкой волости, которые считали свое участие в митинге обязательным, но которых не устраивал сбор в Мокреди. Первоначальный план изменили, решили собраться в Кресто-Ольгинском погосте и уже оттуда всем вместе двигаться к границе.   На огромной поляне у реки собралось несколько тысяч участников столь необычного в Принароовье шествия. Все в праздничных одеждах с красными флагами, лозунгами, портретами революционных деятелей. Шествие после короткого митинга направилось в сторону деревни Радовель к Гостицкому пограничному кордону.   Колонны принаровских крестьян возглавляли: учитель А. В. Рындин и Трофим Заплаткин из Радовеля; А. С. Каликас из Загривья; Н. Юдин, А. Бламирский, И. Разумов из Омута; И. Погодин из Скарятины; И. Кясперов из Верхнего села.   Выдался прекрасный летний день. Солнце заливало лесную дорогу. Шли с песнями, играли гармонисты, все находились в отличном настроении. Показались отличительные пограничные знаки. Дорогу преградили проволочные заграждения. Демонстранты остановились у Гостицкого кордона. Заволновались эстонские пограничники. Для них такая тысячная толпа, скопившаяся у границы, явилась полной неожиданностью.   Какой то ретивый пограничник исступленно закричал:   - Стойте!.. К проволоке близко не подходить, стрелять буду!...   - Не волнуйтесь, никаких нарушений порядка на границе мы не допустим, - сказал А. С. Каликас, - проведем митинг и сразу же спокойно, организованно разойдемся по деревням.   По другую сторону границы кроме советских пограничников никого не было. Они о чем-то между собой разговаривали, повидимому появление крестьян их несколько не удивило и не взволновало. В толпе послышались возгласы разочарования, все были в полной уверенности, что демонстрация у границы является обоюдной и что наши крестьяне смогут поговорить с советскими колхозниками. Появление советского офицера-пограничника вызвало всеобщую радость. Из толпы кричали: "Да здравствует доблестная Красная армия!.." Переждав, когда все успокоятся и наступит тишина, он обратился к манифестантам со словами признательности за доброе отношение к Советской власти и очень просил всех не забывать, что они находятся на границе, где следует вести себя подобающим образом. Малейшее нарушение порядка может вызвать всякого рода инциденты, нежелательные последствия.   Начался митинг. Говорили представители общественности деревень Скарятинской и Сыренецкой волостей. В их бесхитростных незамысловатых речах отражалось настроение всего края, радость за перемены, происшедшие внутри Эстонской республики.   - Я говорю от имени населения левого берега Наровы, - сказал бывший старшина Сыренецкой волости Иван Афанасьевич Кясперов, - мы больше не желаем быть под властью буржуазной Эстонии, хотим, чтобы нами управляло рабоче-крестьянское правительство.   Много говорил учитель А. В. Рындин. Он упомянул о тяжелой доле малоземельного крестьянства, вспомнил рабочих эстонских фабрик, не имеющих возможности трудиться полную неделю, говорил о неравноправии национальностей. Свою речь он закончил словами: "До здравствует Советская власть!"   Пока говорил А. В. Рындин, один из пограничников не особенно громко, но так, чтобы его услышали в первых рядах, бросил такую фразу: "Рындина надо отправить на ту сторону, если ему не нравится здесь жить!".   Веселое оживление вызвало обращение к советскому офицеру находившегося под хмельком представителя Скарятинской волости Погодина:   - Товарищ офицер! Передайте от нас принаровцев сердечный привет Иосифу Моисеевичу!   Он хотел сказать Иосифу Виссарионовичу (Сталину).   В заключение выступил представитель Загривья Александр Степанович Каликас. Он передал советскому офицеру меморандум от участников митинга - крестьян Принаровья. В нем выражалась просьба всего правобережья Наровы в силу многих исторических и экономических причин отойти от Эстонской республики и стать составной частью Российской Федерации Советского Союза.   Закончился митинг. Гармонисты заиграли веселый марш. Все стали спокойно расходиться по домам. Возвращались в деревни удовлетворенные результатами первого революционного марша к эстонско-советской границе     

71. Криуши.    

 

За Омутом река преображается. Она вошла в спокойное русло, течет плавно, спокойно, омывая небольшие островки. По берегам лес, перемежающийся с открытыми низменными пространствами, покосными угодьями. Редко где встретится жилище одинокого хуторянина. Маячат сараи на покосах. Пустынные берега протянулись на пару десятков километров.   Подплываем к Криушам - центру Козеской волости. С реки отчетливо видны все его казенные, общественные учреждения и постройки. За густой зеленью лиственных деревьев вырисовывается Александро-Невская церковь. Ближе к реке, неуклюжее деревянное здание шестилетней криушской школы. Между ней и небольшим домом, где помещается волостное управление сложенный из дикого камня прямоугольником памятник участникам Освободительной войны буржуазной Эстонии. Венчает памятник орел.   "Криушский ансамбль" составляют три деревни: Криуши, Долгая Нива, Пустой конец. Криуши находятся за маленькой речкой того же наименования, впадающей в Нарову. Еще дальше вглубь Долгая Нива и Пустой конец.   Жил я в старой крохотной избушке у реки Криуши у такой же ветхой, как и её полуразвалившаяся лачуга, бабы Мариши. Самые приятные воспоминания сохранились у меня от этой уютной, доброй, всегда услужливой приветливой деревенской женщины. Не зная её отчества и фамилии, откровенно говоря, этим даже не интересовался, называя её как и все бабой Маришей она нисколько не обижалась, считая, что так должны звать её все. Кровать моя стояла у теплой стенки русской печи, только поэтому я спасался от холода, проникавшего в избу через прогнившие бревна и истлевшие рамы. Каждое утро баба Мариша приносила парное молоко и ставила его на маленький столик около кровати.   - Степуша, вставай! Принесла кукшин свежего молочка!   Так бывало каждое утро. Сперва я не обращал внимания, как она неправильно называет слово кувшин, позднее решил об этом сказать.   - Баба Мариша, не кукшин, а кувшин...   Мое замечание не возымело действия, по прежнему слышал "кукшин". Тогда решил научить её говорить это слово правильно.   - Повторяй за мной, баба Мариша, слога. Первый слог - кув. Скажи - кув. Она сказала. Я заставил её повторить несколько раз. Затем приступил ко второму слогу - шин. Также по несколько раз она твердила слог шин. И когда я предложил сказать слово целиком, то в ответ услышал: к у к ш и н !   Так ничего не получилось из нашего урока.   Как все деревенские старушки она отличалась набожностью, любила бывать в церкви, благо она находилась тут же рядом, охотно принимала у себя подружек, таких же стареньких, словоохотливых, как и она сама.   Однажды я стал невольным свидетелем их разговора на кухне.   - У меня два дорогих Степушки, -повествовала баба Мариша, -один святой, Божий человек из Пюхтиц, а другой не такой, мирской, который спиктакли ставит...   Вскоре я увидел святого Степушку. В ожидании начала репетиции я сидел в избе за книгой. В дверях послышался робкий стук. Баба Мариша, сидевшая у окна, его не услышала. И вторичный стук до неё не дошел. Пришлось ей подсказать, что кто-то стучит. Вошел незнакомый человек в длиннополом пальто с теплой шапкой на голове. В руке у него был дорожный посох. Сняв головной убор, он стал истово креститься в правый угол, где висела икона Николая-угодника, прочитал несколько молитв и опустился на колени. Усердно помолившись, он тяжело поднялся с колен и только тогда обратился с приветствием к хозяйке.   - Дорогой ты мой старче Степушка, - будто заголосила баба Мариша, - спасибо родной, что ты осчастливил меня своим посещением и принес в дом божескую радость... Отдыхай, родной, сейчас поставлю самовар...   Степан Крылов, так звали старца, которого хорошо знало буквально все Принаровье, жил около Пюхтецкого монастыря в маленькой избушке. Постелью ему служил деревянный гроб. Ходил он пешком по городам и селениям, заходил он туда, где его охотно принимали, молился и вместе с ним молились верующие, приходившие в дом, где он останавливался.   Своей внешностью, манерой говорить, медлительностью движений, степенностью он напоминал схимника из скита. Жидкие рыжеватые волосы спускались до самых плеч, на лице не было растительности, если не считать нескольких волосинок на подбородке и висках. Походил он на скопца. Удивительно невыразительными были его глаза, бесцветные, устремленные куда-то в сторону. На собеседника он не смотрел, поднимал глаза кверху...     Кипучую общественную деятельность проявлял настоятель Криушской церкви протоирей Владимир Преображенский. Храм блестел позолотой, свежими красками, чистотой и уютом. Зимой и летом, когда служб в церкви становилось меньше, отец В. Преображенский уезжал в Таллинн, Тарту, Нарву, где собирал пожертвования на ремонт храма. Он привозил не только деньги, но и всякий материал. Не без его участия, как энергичного собирателя пожертвований, в Криушах построили школу и народный дом. Просветительная работа в Криушах больше сосредотачивалась в школе, нежели в народном доме просветительного общества "Луч".   В свое время старейшие учителя, супруги Гагарины не мало отдали сил и труда занятиям с молодежью в просветительном обществе "Луч", но отдача оказалась небольшой и они переключились на занятия с детьми. Появление в школе молодых учителей А. П. Пяристе и его жены О. С. Грибовой сразу же внесло живую струю интересной внешкольной работы. Ольга Семеновна организовала хор. Александр Павлович оркестр русских народных инструментов. Под его руководством ребята с огромным интересом занялись изучением шахматной игры.   Узнав, что я играю в шахматы, Александр Павлович предложил мне дать сеанс одновременной игры ученикам Криушской школы. К игре я отнесся несколько легкомысленно, считая, что играть с деревенскими детьми окажется несложно. В большом школьном коридоре стояли два длинных стола, за которыми уселось играть 30 учеников 5-6 классов. Взглянув на своих противников, решил: "Ну, ничего, с этими-то я справлюсь".   Через полчаса я испытал первую горечь поражения, проиграв ученику 6 класса Садовникову. Вскоре проиграл еще две партии. Мне стало вдруг стыдно перед ребятами и перед собой за столь несерьезное отношение к игре, за самоуверенность. Сеанс продолжался около трех часов, устал я изрядно. Результат игры, нужно откровенно сказать, оказался неважным для меня: из тридцати партий девять выигрышей, четыре проигрыша, и семнадцать ничьих. Маленькие шахматисты по праву торжествовали, считая, что они, как начинающие, сыграли неплохо, а вот инструктор оказался посрамленным.   Печальную картину полной разрухи и бесхозяйственности представлял народный дом просветительного общества "Луч". Пришлось основательно заняться молодежью, чтобы заставить привести дом в божеский вид.   Не раз я убеждался, что лучшим критерием работы деревенского просветительного общества является состояние народного дома, который служит своего рода вывеской общественных дел молодежи данной деревни.   И характерно, что худшими домами правобережной Наровы являются те, которым по положению надлежало быть образцовыми и примерными, поскольку они находятся в центре, рядом с волостными правлениями, - в деревнях Скарятина и Криуши. Трудно даже определить, какой из них находится в более запущенном состоянии, кому отдать пальму первенства по количеству... грязи, пыли и прочей мерзости.   Вместо того, чтобы по приезде в Криуши начать подготовку спектакля, организовать курсы, проводить литературные вечера, я вынужден был собрать молодежь для генеральной уборки здания народного дома, кое-каких ремонтных работ, заставил повесить на окна занавески, украсить стены портретами русских писателей и репродукциями русских художников, на что ушло несколько дней. Позднее я говорил на заседании правления просветительного общества "Луч": "Неужели инструктор в деревне нужен для того, чтобы организовать молодежь на дела, не требующие руководства. За порядком и чистотой должно следить правление".   На театральном поприще в деревне имелась способная молодежь: Лидия Судакова, Манефа Сорокина, Александра Реброва, Александр Минин, братья Николай и Серафим Богдановы, Иван Стеклов, Петр Радугин. Об Александре Минине хочу сказать особо. Перед Пушкинскими днями я предложил молодежи выступить на концерте с произведениями поэта. Каждому предлагалось на свой вкус выбрать желаемое стихотворение.   А. Минин сказал, что он хочет читать "Медный всадник". Я спросил: "Ты предлагаешь прочесть вступление к поэме?". "Нет, - ответил Минин, - все, целиком!". И он на репетиции прочел всего "Медного всадника" наизусть, выразительно, с большим настроением.     

72. Усть-Жердянка.    

 

В четырех километрах от Криуш вниз по течению реки последняя береговая деревня Принаровья - Усть-Жердянка. Проезжаем места, где в 1918 году шли упорные бои за переправу через реку. Здесь был деревянный мост, соединявший правобережье с дорогой, которая шла на Аувере. Мост сгорел. Теперь тут ходит паром. Берега высокие. У переправы хутор Барыгина - зимняя остановка для едущих по льду между Нарвой и Сыренцом.   Береговая дорога просматривалась с реки. Она проложена в лесу среди сосен и елей, встречаются лиственные деревья.   Приближаемся к Усть-Жердянке. Издалека виднеется пристань. Она напоминает бревенчатый бастион старой русской крепости, выдвинутой вперед, словно предназначенный для защиты высокого берега. Деревня в зеленом убранстве. Над поверхностью воды свисают кустарники, между ними проглядывают привязанные к стволам лодки. Усть-Жердянские крестьяне любят удить рыбу, забрасывать сети. Ловится не ахти какая благородная рыба, - весной щука, изредка окунь, а чаще всего плотва.   Деревня небольшая, по одной линии протянулась по берегу. Население занимается крестьянством и за последние годы, учитывая близость города, обратило серьезное внимание скотоводству, разведению молочных коров. Зимой на лошадях, летом на пароходе везут крестьяне на Нарвский городской рынок молочные продукты, птицу, ягоду. Живут безбедно, работают много.   В дождливую погоду стоит ступить на берег, как ноги плывут в глинистой жиже. Даже странно, берег высокий, есть сток для воды прямо в реку, а дорога утопает в грязи.   Дружными усилиями всего населения выстроен уютный народный дом, принадлежащий пожарному обществу. Это нисколько не мешает его руководству заниматься культурно-просветительной работой   Чтобы в народном доме не проводилось, - будь то лекция, литературное чтение, спектакль, концерт, - собирается вся деревня и стар и млад и, что характерно для Усть-Жердянки, умеют слушать и ценить тех, кто работает на благо культурного развития населения.   Четырехклассная школа с одним педагогом на порядочном расстоянии от деревни в сторону леса по дороге, ведущей в деревню Большая Жердянка. Построена с расчетом так, чтобы было удобно посещать занятия детям обеих деревень. Учитель живет в школе. Никакого участия в общественной жизни деревни не принимает.   Привычка все делать самим, ни к кому не обращаться за помощью, выковали из усть-жердянцев стойких, энергичных общественных деятелей. Они сами заботились о приезде в деревню инструктора по внеклассному образованию, окружали его заботой и вниманием, хотя понимали, что поскольку в деревне отсутствовало просветительное общество, он не обязан здесь бывать.   В начале двадцатых годов в Принаровье прошла волна “крещения” новыми фамилиями крестьян, у которых как известно фамилии записывались по именам и прозвищам дедов.   В Усть-Жердянке появились такие новые фамилии: Пушкин, Суворов, Тургенев, Трепов, Милюков и даже Анна Каренина. А на пароходе “Заря” плавал матросом крестьянин из деревни Криуши, взявший себе фамилию Ленин.     

73. Низы.    

 

Об этой деревни нужно говорить особо. Считается она принаровской, хотя входит составной частью в Козескую область и к реке Нарове имеет отдаленное отношение, соседствуя с рекой Плюссой. Низы почти на одинаковом расстоянии от Криуш и Нарвы. Только волостные дела заставляют жителей Низов следовать в Криуши. Обычно все они едут по всяким делам в Нарву по большому шоссейному тракту Нарва - Гдов - Псков. Рядом с шоссе незадолго до первой мировой войны была построена имевшая стратегическое значение железная дорога, которая сыграла немаловажное значение в дни наступления Юденича на Петроград. Поздней осенью 1920 года по этой дороге из Гдова возвращались на станцию Нарва 2 разбитые части белой армии.   От Нарвы до Низов 16 километров. По пути ни одной деревни. Лишь недалеко от Низов на берегу Плюссы можно разглядеть деревню Усть-Черно. Унылая картина сплошных болот до реки Плюссы, впадающей в Нарову. Переезд через Плюссу происходит на пароме. Паромщик в продолжении почти часа с огромными усилиями перетягивает тяжелую неуклюжую баржу по стальному тросу.   Обычно я ездил в Низы на велосипеде. Скромно развивалась деятельность Низовского культурно-просветительного общества "Сеятель". До постройки народного дома в конце тридцатых годов лекции, курсы, занятия драматического кружка, спектакли проходили в здании школы. Большую помощь обществу оказывал учитель Михаил Ефимович Шмарков, энтузиаст по всем общественным делам. И, тем не менее, многое ему не удавалось сделать из-за инертности населения, малой активности молодежи. Ничего не получилось с организацией в деревне кооператива, процветал частник.   Шмаркову удавались детские спектакли. Он сам рисовал декорации, жена помогала шить костюмы, готовить реквизит. Утренники собирали не только всю деревню, приходили из Усть-Черно, с хуторов.   Памятным, необычным в моей инструкторской практике явился организованный мною в 1938 году литературный вечер, посвященный 70-летию со дня рождения Максима Горького.   Присутствовала не только молодежь, но и старшее поколение. Большой класс был переполнен.среди слушателей находился священник, настоятель Низовской Михайловской церкви Иван Анисимов.   Во вступительном слове я рассказал о большом жизненном пути Горького, подчеркнув особо, с каким трудом он поднимался с низов трудовой России и благодаря своему необычайному таланту достиг вершин писательской славы. Говорил о Горьком, как о неистовом революционере, смело бросившем вызов царскому правительству и за что неоднократно подвергавшемуся преследованиям, тюремному заключению, ссылке. И, наконец, подробно остановился на характеристике Горького, как неповторимого художника слова и мысли, который оставил нам в наследство огромные литературные полотна, рассказывающие о жизни свободолюбивых, протестующих против гнета и притеснения людей труда. В заключение я читал "Песню о буревестнике", Старуха Изергиль", отрывки из "Челкаша", и "Макара Чудра".   Литературный вечер продолжался с небольшим перерывом около трех часов. Помню, устал я изрядно. Свое выступление закончил обращением к присутствующим читать Горького. Поблагодарив за внимание, объявил окончание вечера. Не успели слушатели подняться со своих мест, как встал священник Анисимов.   - Разрешите, - обратился он ко мне, - сказать несколько слов по поводу проведенного вами вечера памяти Горького?   Не задумываясь, разрешил ему выступить.   И тут началась оголтелая, злопыхательская речь с обвинениями Горького в безбожии, в его стремлении сеять рознь между различными классами населения России, в восхвалении босяков. Отрицая за писателем мастера художественного слова, Анисимов договорился до того, что Горький анархист и все его книги необходимо предать огню.   - А вам, господин Рацевич, как нашему инструктору внешкольного образования, - обратился он ко мне, - не к лицу устраивать такие литературные вечера. Мы должны воспитывать молодежь в христианской добродетели, а не прививать ей атеизм и революционные настроения...   Дальше я лишил слова священника Анисимова и попросил его сесть на свое место, что он и сделал.   Я понял, что мне необходимо сразу же опровергнуть несостоятельность болтовни Анисимова. Слушатели этого ждали и внимательно отнеслись к моей отповеди. Когда я отвечал священнику, по глазам сидевших в зале понял, что мне сочувствуют и верят тому, что я говорю.   - Горький потому нам понятен и дорог, что жизнь свою отдал за лучшие человеческие идеалы, - так закончил я свое выступление.   Молодежь окружила меня, долго и много расспрашивала о тернистом пути писателя и обещали читать его произведения. Анисимов выходил из школы в окружении старух - богомолок...    

 

74. Долгая Нива.    

 

Если бы экономическое развитие Нарвы в период буржуазной Эстонии не задерживалось по причине всякого рода кризисов, безработицы, социальной несправедливости, давно бы не стало на карте окружавших город небольших русских деревень - Поповка, Кирпичная слобода, Долгая Нива, Захонье, Заречье, Комаровка, - они безусловно при росте города и его населения вошли бы в черту города, как его форштадты, например Паэмурру, Кадастик, Плитоломня, Ивангородский и Нарвский форштадты.   Всей своей экономикой Долгая Нива, которую отделяет от Нарвы два километра, связана с жизнью города. Продукцию огородов долгонивовцы везут на нарвский рынок, их молочные продукты котируются высоко у нарвских домохозяек. Ассенизаторы из Долгой Нивы каждую ночь работают в Нарве. Молодежь трудится на фабриках Льнопрядильной и Суконной мануфактур. Деревня живет в достатке. В каждом дворе лошади, коровы, овцы, свиньи и всякая дичь.   Тяга к культурно-просветительской работе велика. Казалось бы: совсем рядом народные дома мануфактур, отличные коллективы - любители драматического и музыкального искусства и, тем не менее, долгонивовцы, патриоты своей небольшой деревни, построили небольшой уютный народный дом, ставят спектакли, концерты, организуют курсы, приглашают из Нарвы лекторов, добились того, что к ним охотно приходят в гости и нарвитяне и фабричная молодежь.   Продолжительное время молодежь Долгой Нивы варилась в собственном соку, старалась обходиться без "варягов", сами, как могли и умели, ставили спектакли. Посещая вечера отдыха в Ивангородском пожарном обществе, молодежь познакомилась с режиссером вечеров отдыха Кузьмой Ивановичем Плотниковым и пригласила его в свою деревню. Он стал бессменным режиссером в Долгой Ниве.   Работал он безвозмездно, молодежь его очень любила и совершенно не нуждалась в помощи театрального инструктора. Поскольку долгонивское просветительное общество состояло членом Русских просветительных обществ, платило членские взносы и выполняло все обязательства перед центральной организацией, я считал своим долгом там бывать. Не часто, согласуясь с К. И. Плотниковым, ставил спектакли, а больше занимался клубной, библиотечной работой, организовывал при поддержке Нарвского Народного университета лекции по медицине, литературе, истории, с показом диапозитивов читал населению литературные произведения Гоголя, Лермонтова, Пушкина.   В Долгой Ниве имелись театральные самородки, которые могли стать украшением профессиональной сцены. Одним из таких талантов деревенского театра был Николай Зарековкин, прирожденный комик, отличавшейся удивительным свойствам внешне быть всегда серьезным и мимикой лица, скромным движением рук, ног, поворотом туловища без слов создавать сценический образ, глядя на который можно было без конца смеяться. О нем у меня будет рассказ впереди в описании поездки деревенских артистов на День Русского просвещения в Таллинне.   Не раз приходилось слышать от учителей близлежащих от города деревень о том, что нет никакого смысла создавать на месте культурно-просветительные организации, потому что деревенское население может посещать интересующие ее мероприятия в городе. Свои возражения я всегда подкреплял примером работы Долгонивского русского просветительского общества.     

75. Комаровка.    

 

Почему деревня получила такое название? - не раз задавали такой вопрос многие нарвитяне, в том числе и я, в полной уверенности, что объяснение надо искать в изобилии комаров в этой местности. Отчасти это так, комаров в деревне много, но её наименование по другой причине, о чем рассказала старожил Комаровки Александра Кузьминична Синицина.   - Давно это было, наши деды и отцы работали на барщине, на помещика, жившего недалеко от Нарвы в имении Лилиенбах. Проверять работу барских крестьян приезжал барский управляющий Комаров, который решил построить себе дом на участке возле шоссе, в то время проходившего возле железной дороги. По имени управляющего и стала называться деревня Комаровкой.   Деревня разрослась в пору строительства железной дороги (1870 г.). К тому времени новую шоссейную дорогу проложили именно в том месте, где она и в настоящее время. С краю деревни возвели школу.   В двадцатые - тридцатые годы Комаровка стала излюбленным местом прогулок туристов с нескрываемым любопытством посещавших деревню, как граничную между Эстонией и СССР. Каждый считал своим долгом побывать на границе, тем более это не запрещалось. В двух местах находились пограничные пункты - на шоссе, недалеко от деревни Дубровка и по железной дороге за околицей Комаровки.   Скромно выглядела пограничная застава на шоссе. По обе стороны её по болотным кочкам проходили проволочные заграждения. С обеих сторон ворот, отделенных между собой ничейной землей, два поста-будки пограничников. В начале двадцатых годов сюда каждое 1-е мая подходила демонстрация нарвских рабочих, а также много любопытных-одиночек. Всех их ждало глубокое разочарование. С той стороны у границы никого не было, даже пограничники из своих постов не выходили.   На железной дороге с эстонской и советской сторон высились огромные арки, двухстворчатые ворота, открывавшиеся при проходе поездов. Позади советского поста находилась вышка с пограничником - наблюдателем.   Эстонские пограничники жили вблизи от границы у ж.д. полотна в специально выстроенном большом деревянном доме. В первом этаже находились караульни, служебные помещения, наверху жили пограничники. В свободное от занятий время они занимались охотой, а так как стрелять в пограничной зоне запрещалось, зверей ловили петлями и капканами.   Проходя вдоль проволочных заграждений двое пограничников заметили попавшего в капкан незнакомого им зверя, напоминавшего огромную кошку. Сомнений не было, перед ними была рысь. Возвратясь в кордон, они захватили веревки, мешок, с ними отправились еще несколько пограничников. С большими предосторожностями они связали зверя, освободив его из капкана, засунули в мешок. Рысь поместили в чердачном помещении здания кордона. Ночью рысь разгрызла веревки, связывавшие её ноги, разбила слуховое окно чердака и с большой высоты выпрыгнула во двор и оттуда убежала в лес. Путь бегства зверя можно было определить по кровавым следам.   Комаровка в 6 километрах от Нарвы. Туда я обычно ездил на велосипеде или с попутчиком на лошадях по шоссе. Обратно, когда не было велосипеда, возвращался поездом, проходившим границу около 11 часов вечера. Пограничники не возражали, когда я садился в пассажирский вагон, в котором не один раз ехали представители советского полпредства и торгпредства.   Благосклонно относились ко мне и проводники советского вагона. Часто встречаясь со мной, они знали, с какой целью я езжу из Комаровки в Нарву.   Комаровское просветительное общество "Рассвет" не имело собственного помещения и вынуждено было всю работу проводить в стенах однокомплектной четырехклассной школы. В особенности трудно приходилось осуществлять постановку спектаклей. Возводили сцену-времянку, вместо парт в классе ставили скамейки. Кулисы отсутствовали, негде было гримироваться, переодеваться. О перестановке декораций не могло быть и речи. Реквизит, не сложную бутафорию, прятали под полом сцены, а что покрупнее - стол, стулья, диван и др. приносили из коридора через зрительный зал, часто над головами зрителей.   И, тем не менее, один раз в году ставился большой многоактный спектакль в канун Нового года, когда Комаровка праздновала свой деревенский праздник. Кроме комаровских собирались гости из соседних деревень - Захонья, Заречья и даже из Нарвы.   Трудности работы в таких условиях преодолевались желанием "быть не хуже других деревень, в которых есть народные дома".   В театральном кружке общества "Рассвет" среди молодежи находились трудолюбивые, способные любители - Раиса Соболева, Зинаида Баланцева, Александра Синицына, Сергей Буйлов, Владимир Румянцев, Павел Лобанов, Владимир Баланцев, Александр Куропаткин и многие другие, которые с нетерпением ожидали приезда инструктора и первым делом спрашивали, какой спектакль станем готовить.     

76. Венкуль.    

 

Эта красивая деревня, расположенная на берегу реки Россонь недалеко от её впадения в реку Нарову, главенствует над всем Нижнепринаровьем, объединяя вокруг себя куст деревень: Смолка, Саркуль, Коростель, Фитинка (Калливере), Илькино (Ванакюла), Мертвицы.   У Венкуля свое лицо. Её народ - ижорцы, считающие себя русскими, помесь русских с финами. Говорят по-ижорски и по-русски. В ижорском языке то и дело встречаются русские слова. Исповедуют православие.   Вот что об этой земле говорится в Советской энциклопедии: "...Ижорская земля - область по берегам Невы и побережью Финского залива. Входила в состав Вотской (Водской) пятины - земли Новгорода Великого и заселялась выходцами из русских областей. С 13 века ижорская земля подвергалась неоднократным нападениям шведов, захвативших их в начале 17 века. В 1702-1704 г.г. Петр 1 отвоевал ижорскую землю у шведов. Из неё была образована Ингерманландская губерния, которая в 1719 году была переименована в Санкт-Петербургскую"...   В период шовинистического наступления на русское меньшинство в Эстонии, когда предпринимались яростные попытки обэстонить русские деревни, в том числе Венкуль, властям пришлось испытать не малое противодействие населения и на себе испытать его сплоченность и единодушие. Шовинисты доказывали, что ижорцы не являются частью русского народа, поэтому им следует прививать эстонскую культуру, язык, обычаи.   В первую очередь взялись за Венкульскую школу. Под благовидным предлогом - за незнание эстонского языка, уволили всеми уважаемого учителя Александра Ивановича Яковлева.   За ним вынужден был покинуть школу учитель Павел Петрович Сенькин. Долго терпели и только ждали удобного случая, чтобы убрать из Венкуля долголетнего учителя и заведующего школой, видного местного общественного деятеля Андрея Михайловича Чувирина.   В 1923 году Андрей Михайлович основал Венкульское русское просветительное общество "Заря", он стал учредителем местного кооператива и пожарного общества. Трудно было к нему придраться. Государственный язык он знал, школьные дела находились в образцовом порядке. Не помогло, что Чувирин 16 лет является примером для многих учителей отличного знания своего дела. Его "для пользы дела" в 1934 году перевели заведующим Скарятинской школы. Стоило Чувирину покинуть Венкуль, как школьное руководство в 1934/35 учебном году укомплектовало Венкульскую школу эстонскими педагогами. Русский язык искоренили из Венкульской школы.   В деревне росло недовольство и возмущение. В адрес министерства народного просвещения крестьяне писали протесты. К ним прилагались заявления родителей, отказавшихся посылать своих детей в школу. Количество учеников в школе сократилось наполовину. С трибуны Государственного собрания русские депутаты требовали прекращения насильственной эстонизации в Венкуле. Из Таллинна одна за другой приезжали комиссии для выяснения обстановки.     Эстонский православный синод пошел по стопам гражданских властей. Службы в Венкульской Никольской церкви совершались на государственном языке. Население в виде протеста перестало посещать храм.   О никаком умиротворении не могло быть и речи.   Власти продолжали углублять конфликт между эстонским большинством и русским меньшинством. В Венкуле появился, как его называли "Иоанн Креститель" - государственный чиновник, имевший предписание менять русские фамилии на эстонские.   Многие жители Венкуля имели одинаковые фамилии - Решкины. Они стали Рески, Роотси, Рауд. Бущин превратился в Кала, Емельяновы стали Иеги и Венела. Самсонов получил фамилию Мерикоткас   Последовали хулиганские выходки. В 104 номере "Старого Нарвского листка" под заглавием "Антирусские выходки" появилась заметка следующего содержания:   "В деревне Венкуль Наровской волости неизвестными хулиганами были вымазаны смолой русские тексты на вывесках местной русской школы, волостного правления, общества потребителей". Самое любопытное, что живший в деревне констебль не мог обнаружить виновников мазни, хотя население о них знало и называло констеблю их фамилии.   Единственным русским очагом в Венкуле, оставшимся без особого внимания со стороны властей, на который они не посягали, было русское культурно-просветительное общество "Заря". Вокруг него дружно держалась венкульская деревенская семья. Венкульцы отлично понимали, что потеря общества приведет к порабощению родной культуры. Поэтому неудивительно, что тридцатые годы ознаменовались ростом деятельности библиотеки, успешно действовали кружки, охотно посещались лекции. Ежевечерне в народный дом собиралась не только молодежь. Посетовать на свою судьбу, по душам поговорить о несправедливостях, чинимыми властями, собиралось старшее население.   Основанное одним из первых в Принаровье, Венкульское просветительное общество "Заря" задалось целью сразу же приступить к строительству народного дома. За это дело энергично взялось первое правление в составе: председатель А. М. Чувирин, члены правления Зинаида Марк, Михаил Решкин, Виктор Самсонов, Валентин Хитров.   Не приходилось много агитировать. Деревня охотно жертвовала лес, материалы, деньги, личный труд. Быстро осуществили задуманное. Под одной крышей с народным домом уместились библиотека и кооперативная торговля.   Первые годы существования "Зари" А. М. Чувирин внимательно опекал своих бывших учеников, ставших общественными деятелями, давал полезные советы, указывал на ошибки и заставлял немедленно их исправлять. Когда последовала высылка А. М. Чувирина, общество смогло действовать молодыми силами, получившими основательную зарядку от своего бессменного руководителя. И в правлении, и в кружках встали молодые деревенские выдвиженцы. В "Заре" насчитывалось 103 члена. Молодежь занималась в спортивной секции, состояла в драматическом кружке и в хоре, вела библиотечное дело, несла дежурство в народном доме, заботилось о его сохранности, проводила несложные ремонтные работы.   Меня, естественно, больше всего радовала дисциплинированность драматического кружка, наличие в нем способных, активных любителей, с которыми я имел возможность ставить крупные спектакли. Имелся свой режиссер-выдвиженец Иван Решкин. Был он молод, моложе многих других, игравших в "Заре" продолжительное время. И пользовался авторитетом, к нему относились с должным уважением, безоговорочно принимали все его режиссерские указания. По приезде в Венкуль я сразу же встречался с Ваней Решкиным, который посвящал меня в работу общества, консультировался по ряду вопросов, связанных с предстоящей постановкой спектакля.   Даже будучи занятым в спектакле И. Решкин присутствовал на всех репетициях, помогал мне во всем.   Уезжая в другую деревню, я мог смело поручить И. Решкину вести спектакль и вчерне заканчивать пьесу, а когда возвращался, выпускал спектакль.   За 17 лет существования драматического кружка "Заря" было выпущено много спектаклей, в том числе пьесы русских классиков-драматургов Гоголя, А.Н. Островского, Чехова. Игрались пьесы второсортные, малохудожественные мелодрамы и низкопробные фарсы, за которые я не раз бранил И.Решкина и кружковцев. В оправдание слышал такие доводы: на мелодрамы зритель охотнее идет, они дают хорошие сборы.   Костяк кружка составляли - Елена Калашникова, Анна Чувирина, Лидия Емельянова, Валентина Патрикеева, Дмитрий и Степан Венела, Иван Федоров, Василий и Иван Решкины, Семен Гулин, Борис Емельянов, Андрей Соколов, Евгений Яковлев, Павел Вишнев, Иван Емельянов, Виктор Самсонов. Их знали не только в Венкуле. Их игру видели в Усть-Нарве и в Нарве.   Венкульцы охотно принимали у себя артистов Таллиннского и Нарвского русских театров. Для деревни приезд профессионалов представлял культурный праздник, для молодежи-драмкружковцев это было не только развлечение и удовольствие, но и хорошая школа познания секретов игры на сцене.   В деревнях, как правило, в летнюю пору, когда крестьянство занято полевыми работами, деятельность просветительного общества замирает. Не то в Венкуле. Завершив трудовой день в поле, на лесопильном заводе в Усть-Нарве, на погрузке морских судов пиломатериалом, молодежь не шла отдыхать домой. На спортивной площадке шли оживленные игры в мяч, на сцене проходила очередная репетиция, заседали правленцы, в библиотеке за книгами полно было читателей.   В летнюю пору Венкуль заполнялся приезжими дачниками из Усть-Нарвы, гостями из Нарвы. Деревня привлекала красотами своей природы. Близость реки Наровы и курорта Усть-Нарва, берега спокойно текущей реки Россони, близость соснового леса, живописная Чертова гора, отдаленный шум моря, поэтическая мельница на хуторе Хитрова, - все это отдаляло от городской суеты, целительным бальзамом наполняло душу, успокаивало, приводило в восторг и упоение. В Венкуль приезжали разными путями. Брали ялик на пристани в Усть-Нарве, переезжали реку и далее плыли по тихим заводям Россони до самого Венкуля. Существовал перевоз через Нарову около маленькой пристани Усть-Нарва 2-ая. А дальше дорога шла лесом и ржаными полями до самой деревни. Ходили в Венкуль со Смолки через сосновый лес. Каждая из этих дорог имела свою прелесть.   Особенно много собиралось в Венкуль крестьян из соседних деревень, из города в "День русского просвещения". К нему население задолго готовилось. Из заветных дедовских сундуков извлекаются старинные русские наряды - сарафаны, чаще всего синего и красного света из домотканой или недорогой покупной материи. Головы Венкульских женщин украшают яркие платки, а у некоторых старинные "сороки" с узорным тканьем, вышивками, лентами, разноцветным бисером. Мужчины и даже молодежь в цветастых русских рубахах, вышитым крестиком, в шароварах и высоких сапогах.   "День русского просвещения" отмечался во многих деревнях Принаровья, где пышнее и наряднее, где скромнее. Венкульцы оказывались впереди. Они брали массовостью, русским размахом красочностью и нарядностью всего праздника, включающего самую разнообразную программу под открытым небом и в стенах народного дома. Гвоздем программы являлось выступление венкульских пожилых женщин с пением старинных русских народных песен, танцами, хороводами, кадрилью. Надо при этом заметить, что никто с ними предварительно не занимался, их номера строились на импровизации.     

77. Бегство деревенской молодежи в СССР.    

 

Оно началось в конце двадцатых начале тридцатых годов. В газетах изредка стали появляться заметки с сообщениями о том, что в такой-то деревне русской окраины исчез парень или девушка, о судьбе которых ничего неизвестно. На месте высказывались предположения, что такие внезапные без предупреждения отъезды обуславливались поисками в глубине Эстонии работы. Позднее распространялись слухи о бегстве через границу. Об этом старались громко не говорить, боясь огласки и неприятностей со стороны полиции. Позднее тайное стало явным. Стали открыто передавать друг другу, что молодежь устремилась в Советский Союз. Первое время переходили в одиночку. Число перебежчиков все увеличивалось. Уходили семьями с детьми, группами, организованным порядком, с песнями, музыкантами.   Границу переходили разными путями, лесными тропами, чащей леса, топкими болотами. Верхнепринаровцы шли через Скамью около деревни Куричек. Более надежный путь избрали через покосы на Гостицкий кордон и лесом около Печурок. Переходившие границу из деревень окружающих Нарву использовали окрестности Комаровки.   Не составляло большого труда проникнуть в СССР. Не везде имелись проволочные заграждения, а если где они и были, то пролезть под ними было легко. Посты эстонских пограничников отстояли друг от друга на больших расстояниях. Редко когда эстонским пограничникам удавалось задержать беглецов, а ведь их в Принаровье насчитывались сотни. Только из одной деревни Кондуши ушло в Советский Союз 135 человек. В деревнях царило твердое убеждение, что эстонские пограничники, имея соответствующие указания свыше, делают вид, что ничего не знают и ничего не видят. Трудно себе представить, чтобы такое массовое движение людей в пограничной полосе могло ускользнуть от внимания тех, кто призван охранять рубежи.   Как же реагировала на переход границы русской деревенской молодежью печать? Оценка буржуазных газет была удивительно единодушной. Комментировалось с определенных предвзятых позиций - молодежь заражена пропагандой советского радио, она под сильным влиянием проникнувших в русские деревни левонастроенных элементов. Такова же была точка зрения властей, которые не скрывали своего злорадства и удовлетворения. Меньше станет хлопот с русскими и возни, если их большая часть переберется на ту сторону, до того они надоели своими требованиями в защиту национальных прав...   Так не по государственному шло обсуждение столь необычного явления в жизни республики. Никого не беспокоило, никто не задавался вопросом, почему это вдруг русская молодежь вынуждена покидать родной дом, уходить из семьи, решаться на столь смелый шаг, чреватый рискованными последствиями. Каждый здравомыслящий человек понимал, что причину бегства молодежи за проволоку надо искать не в советской радио-пропаганде, не в агитации местных рабочих ячеек, а в более глубоких, серьезных социально-экономических явлениях, происходивших в буржуазной Эстонии.   Безработица буквально захлестнула маленькую Эстонию с населением в 1 200 000 человек.   О безработице информировала вся печать, официозная во главе с "Пяевалехт" и конечно, с тенденциозной направленностью оппозиционные газеты левого направления.   При подборке материала для своей рукописи "Глазами журналиста и актера" я пользовался газетами различных политических направлений.   Всего лишь несколько месяцев в 1932 году в Нарве выходила профсоюзная газета "Рабочая правда" в № 7 от 5 ноября 1932г. опубликовавшая любопытную статью, озаглавленную "Безработица в Эстонии". Не со всеми её высказываниями можно согласиться, кое что в ней является спорным и сугубо тенденциозным, но, тем не менее, материал интересный, заставляющий многих глубоко задуматься над тем, что так волнует общественность в период экономической депрессии.   "...Говоря о безработице у нас, - пишет газета "Рабочая правда", - буржуазная печать пытается уверить своих читателей, будто число безработных в Эстонии не превышает несколько тысяч. В действительности зимой 1931 года по официальным данным всех бирж труда число городских промышленных безработных составляло 30 000 человек, в начале 1932 года 40 000 человек, в число которых не входило большое количество рабочих занятых неполную неделю".   Далее газета указывает на безвыходное положение полуголодного населения деревень: "...Здесь безработица сильнее, чем в промышленности. Прекратились работы по постройке и ремонту дорог, по рытью канав, лесных работ и торфопереработок. По окончании полевых работ безработных в деревне более 60 тысяч малоземельных крестьян, у которых по одному гектару, а то и меньше тощей земли, способной обеспечить хлебом семью не более, чем на полгода".   В другом разделе этой статьи "Рабочая правда" рассказывает про состоявшийся в 1932 году в Тарту всегосударственный съезд безработных при участии 73 делегатов от комитетов безработных и рабочих профессиональных союзов.   "...Буквально голодая, безработные все время находятся под вечной угрозой быть вместе со своими семьями выселенными из квартиры. На съезде председатель Союза безработных Линд критиковал действия правительства, которое все свое внимание уделяет поддержке крупных землевладельцев и азуников (новопоселенцев), отпуская им огромные суммы на покрытие разницы в ценах на сельскохозяйственную продукцию местного и заграничного рынков. Присутствовавшие на съезде чины полиции то и дело прерывали оратора. Вмешивались в ход заседания, тем самым накаляя обстановку на съезде и не допустили голосования предложения объявить 24 февраля (годовщина самостоятельности буржуазной Эстонии - прим. С. Р.) днем голодающих безработных. Тут же на съезде арестовали двух делегатов Вильмса и Соо за резкие выступления против правительства с требованием выпустить из тюрьмы всех политических заключенных"... Статья заканчивалась сообщением газеты о том, как в правительственных кругах рассматривали выступления безработных:   "...Ширилась волна возмущения и протеста на бесправное положение безработных. По распоряжению министра внутренних дел Андеркоппа из Таллина были высланы: Оскар Шер, Август Кардиметс, Фердинанд Линд, Август Симсон. С резким протестом на действия министра внутренних дел с трибуны Государственного собрания выступил председатель рабочей фракции парламента Кроос. Бурю на скамьях депутатов вызвала его речь, та её часть, в которой разоблачались действия политической полиции в попытке подкупить и склонить на свою сторону, иначе говоря завербовать в секретные сотрудники, безработных Вальтера Криземана и Арнольда Пиира. Держа в руке высоко над головой десятикроновую ассигнацию, Кросс подошел к столику президиума. "Вот деньги, - сказал он, - которыми охранка Тарту пыталась подкупить безработного Пиира! Передаю их в Президиум Государственного собрания! Пусть их передадут в государственный бюджет!.." Крики, свист, улюлюканий покрыли заключительные слова Крооса. Депутаты повскакали со своих мест.   - Позор! К ответу политическую полицию! - неслось со скамей левых партий. На скамьях правых и земледельческой партии послышались угрожающие окрики тут же расправиться с Кроосом. В адрес президиума Государственного собрания поступила резолюция об исключении Крооса из состава Государственного собрания и предания его суду".   "... Положение безработных становится с каждым днем все хуже и хуже, - констатировала газета "Рабочая правда", - обстоятельства вынудили их обратиться к Главе государства с меморандумом, в котором настоятельно предлагалось в первую неотложную очередь заняться разрешением вопроса безработицы в Эстонии. Нужна материальная база для оказания помощи безработным за счет прекращения выплат премий крупным торговцам, экспортирующим за границу бекон. Пора, наконец, прекратить отпуск субсидий такой полувоенной организации, как "Кайтселит", получающей ежегодно 550 тысяч крон. На эти деньги безработные могли быть обеспечены пособием, обувью и теплой одеждой для работы в лесу..."   Полная бесперспективность в поисках работы, понимание своего политического бесправия, ущемление национальных прав, невозможность продолжать учебу - вот в чем таились причины ухода молодежи в Советский Союз. Отрицать это мог только то, кто не знал русскую деревню буржуазной Эстонии. Одиннадцать лет пребывания в должности инструктора внешкольного образования в русских деревнях Принаровья и Причудья позволили многое увидеть и узнать, о чем раньше мне трудно было представить.   Молодежь стремилась к большим делам общественной и культурной жизни, но для осуществления этих стремлений ей не хватало самого элементарного - знаний. Невесомым оказался багаж, полученный за четыре - шесть лет пребывания в деревенской школе.   Большинство принаровских школ, как небольшие по количеству дворов и населения, имели однокомплектные четырехклассные школы с одним учителем, одновременно проводившем занятия с учениками четырех классов. Большие деревни имели шестиклассные школы. Дети малых деревень за несколько километров шагали в пятый и шестой классы. Не всем удавалось закончить шесть классов. Бедность заставляла родителей отправлять детей в пастухи, и вообще, детей с малых лет приучали к крестьянской работе, отсутствие обуви и верхней одежды не позволяло посещать школу. Дети росли недоучками. Позднее более смышленые пополняли свои скудные познания чтением специальной и художественной литературы.   Окончание шестилетней школы не вселяло радужных надежд. На этом, как правило, заканчивался образовательный ценз русской деревенской молодежи. Учиться дольше в городских среднеучебных заведениях могли единицы. Редко кто был в состоянии оплачивать расходы по обучению, квартире, питанию. Только по этой причине для деревенской молодежи двери университета были закрыты. И в тоже время, - об этом хорошо знали в русских деревнях, - эстонские хуторяне могли свободно отправлять своих детей в среднеучебные заведения и в Университет.   На хутора возвращались врачи, агрономы, зоотехники, ветеринары, лесничие. На основе материального благополучия одних и недостатках других, по существу одинаковых работников земли, но с разными количественными наделами земельных угодий, происходила вопиющая несправедливость.   И все же с годами в положительную сторону менялось лицо русской деревни. Все сильнее бурлила общественная жизнь. Укрепляла позиции кооперация, постепенно вытесняя из деревни частника. С крестьянами о культуре земли заговорил агроном. Появился врач, акушерка, открылась аптека. Во всех деревнях затеплились огоньки просвещения, открылись культурно-просветительные общества с краткими, простыми наименованиями: "Искра", "Пробуждение", "Сеятель", "Огонек, "Дружба", "Знание", "Рассвет", "Заря", "Луч", "Баян" и другие. Открылись библиотеки, деревня потянулась к книгам, газетам , журналам. Слушали радио, интересовались политическими событиями внутри страны и за её пределами и конечно принимали близко к сердцу сообщения о жизни в Советском Союзе. Открытие народных домов способствовало углубление всей просветительской работы. Спектакли, концерты, лекции, литературные чтения, всякого рода курсы заполняли духовную пустоту русской деревни, научили её понимать и любить великое наследие русской культуры. Гоголя и Пушкина, А.Н. Островского и Чехова, Горького народ знал не по наслышке, а с кафедры и со сцены.   Литератор П. Юдин в номере "Вестника Союза Русских просветительных и благотворительных обществ" (декабрь 1938г.) рассказывает: "Где-то сверкает своими электрическими огнями жизнь больших городов, а здесь... Деревенская глушь. Ветер. Зябкий, тронутый предзимником вечер. При свете керосиновой лампы инструктор читает деревенским людям светлые страницы русской истории. Кто-то вздыхает, кто-то смахивает слезу, кому-то дали толчка, чтобы лучше слушал, у кого-то взволнованные глаза... Происходит величайшее таинство хорошей русской тоски по светлым идеалам".   Далее П. Юрьев делится впечатлениями о репетиции: "Поздний вечер. В народном доме холодюга отчаянная. За одинарной рамой слышится завывание холодного ветра. У круглой печки сидят озябшие участники репетиции, которые сейчас свободны и ждут зова режиссера явиться на сцену. Они дремлют, потому что за день проработали 10-12 часов в лесу. Глаза смыкаются от усталости. Кое-кто лежит на скамейке и спит. До поздней ночи продолжается репетиция, которая началась после девяти часов вечера. А ведь рано утром, чуть свет, надо отправляться на работу в лес за 8-10 километров. И так каждый день. Летом ещё хуже. Нередки случаи, когда прямо с репетиции молодежь отправляется на полевые работы. Но ни холод, ни позднее время не мешает ребятам вести свою работу. Весь этот труд принимается деревенской молодежью не ради славы и похвальбы, а во имя высокой идеи: озарить деревню светом, приобщиться к духовным ценностям, стать лучше"...   Чем больше русская деревенская молодежь познавала сущность и величие русской культуры, тем сильнее ощущала тоску по знаниям, которая должна была дать полноценная школа. Западали крепко в сердца сообщения по радио, что в Советском Союзе открыт свободный доступ для всех, кто хочет и может учиться, что за учение платить не надо и что государство всем учащимся оказывает материальную помощь. Возможность учиться дальше заставляла молодежь обращать свои взоры в сторону Советского Союза и бежать через границу. Напрасно апологеты буржуазии пытались убеждать, что в Советский Союз бегут отщепенцы, бездельники, искатели приключений, та часть молодежи, которая отказывается работать на крестьянстве, ищет труд легкий и хорошо оплачиваемый, и, что самое главное, является политически ненадежным элементом. Предо мной список бежавших. Почти всех я хорошо знал, потому что большинство их состояло активными деятелями просветительных обществ. Это они мозолистыми руками возводили народные дома, отказывались от отдыха, ночами, усталые после тяжелой крестьянской работы или лесозаготовок, проводили время на репетициях. Разве можно забыть застрельщиков спектаклей, концертов, любителей литературных вечеров, участников гастрольных спектаклей по соседним деревням. Как часто они вслух делились мыслями учиться дальше. Постоянно общаясь с ними, я знал их здоровые настроения, направленные на улучшение условий жизни в крае. Напомню имена тех, кто не ради озорства и праздного любопытства ушли из дома искать подлинного счастья.   Начну с деревни Кондуши. Я уже упоминал выше, что с этой деревни ушло за проволоку 135 человек разных возрастов. Среди них немало активных деятелей народных домов 1-й и 2-й Кондуши: Александр Маслов, Евгений Шварков, Виктор Кирзин, Евгений Мятлик, Иван Синицын, Иван Паю, Тамара Синицына, Василий Дурдин, Николай Рыхлов. За ними потянулись старшие, матери, отцы, большими семьями с маленькими детьми, навьюченные домашним скарбом.   Из соседней с Кондуши деревни Радовель, желая скрыться от полиции за свои левые политические убеждения, перешли границу Екатерина Воронихина, Николай и Тамара Распутины, Александр и Алексей Корневы, Александр Заплаткин, Нина Толмачева. При необычных обстоятельствах ушла в Советский Союз группа молодежи из деревни Князь-село: Анатолий, Аркадий и Макар Беззаборкины, Виктор Тарасов, Михаил Селиверстов и с ними вместе баянист из деревни Ямы Александр Хапов. В Николин день я ставил в Князь-селе спектакль А.Н. Островского "Не в свои сани не садись". Все его участники аккуратно посещали репетиции, готовились серьезно, с большим старанием. И только за два часа до начала спектакля, когда я стал их гримировать, мне стало известно, что некоторые из них навсегда собираются покинуть деревню. Меня это чрезвычайно поразило и, не скрою, обеспокоило. Просветительское общество "Молния" лишалось лучшей части молодежи, я же способных любителей драматического искусства. Спектакль прошел во всех отношениях хорошо. В зале собралось очень много зрителей. Участников спектакля принимали тепло. Мне почему-то казалось, что сидевшие в зале не имели понятия, что видят свою молодежь на сцене в последний раз. Начались танцы. Играл лучший баянист в Принаровье молодой Александр Хапов из Ям. Любил я по окончании спектакля некоторое время оставаться на открытой сцене рядом с баянистом и смотреть на танцующую молодежь. Всегда жизнерадостный и веселый Шурик Хапов на этот раз играл сосредоточенно и серьезно. Закончив вальс и оставаясь сидеть на стуле он заговорил со мной: "Не удивляйтесь Степан Владимирович, сегодня играю в последний раз, ухожу в Россию!.." В первый момент я просто опешил, не знал, что ответить и почему-то сразу подумал - сообщить эту новость в зрительный зал, где шли танцы, как будет реагировать молодежь. Ведь Хапов был всеобщим любимцем, если он играл на танцах, всегда был переполненный зал. Будучи музыкантом-самоучкой, он играл с предельной мягкостью, с большим чувством в особенности русские народные песни.   - А как же они, - показал я на танцующих в зале, - останутся без вас, ведь молодежь привыкла к вам, - смог я проговорить и подумал, что говорю не то, что следует, Шурика надо поддержать, поднять его дух и настроение. Он смотрел растерянным взглядом в зал, словно ничего не видел: "Только не вздумайте меня отговаривать. Всё продумано, давно и основательно. Ухожу вместе с князьсельскими ребятами..." Далее Хапов повел рассказ о причине ухода из дома:   - Живем мы в Ямах. Семья большая. Ощущается постоянный недостаток во всем. Каждую субботу и воскресенье, а иногда и на буднях, если праздник, играю на танцах. Помогаю семье. А что дальше? Нельзя же всю жизнь играть на слух, хочу стать квалифицированным музыкантом.. а где и у кого здесь можно научиться? Надо ехать в городе. В городе за жилье - плати, за учебу - плати. А из каких доходов? Пойду в Росси. Там, рассказывают, открыта дорога по учебе для всех, кто хочет учиться.   На следующий день князьсельцы во главе с Александром Хаповым, с баяном через плечо, перешли по льду Наровы на правый берег и направились в сторону Печурок, где беспрепятственно миновали границу.   Близостью границы не преминула воспользоваться молодежь деревни Скамья - Василий Любимский, Михаил Лермонтов, Анатолий Малгин, Василий и Михаил Паншины, которые перешли границу в районе деревни Куричек.   Перебежчиками оказались, из деревни Загривье - Трофим Брелков, Любовь Кузнецова, Андрей и Иван Шутины, Валентин Попов, из деревни Скарянина - Виталий Поткин и Гргорий Завьялов, из деревни Верхнее село - Геннадий Гладышев.   Покинул Переволок лучший участник драматического кружка общества "Славия", Борис Васильков. Его выступления на сцене украшали все спектакли. Он отличался самобытным талантом.   Бежали через границу ребята из Козеской волости. Из деревни Криуш - Василий Минин, Арсений Корнышев, Михаил Штурм, Николай Грязев.   Среди ушедших на восток молодых деятелей Венкульского просветительного общества "Заря" были: Петр и Иван Ховаскины, Евгений Чувирин, Лилия Бущина и мой постоянный помощник во всех спектаклях Иван Решкин. Иван давно мечтал перейти в Советский Союз, получить там сценическое образование, стать профессиональным артистом или режиссером.   Ущемление национальных прав русскоязычного меньшинства в Эстонии продолжалось.   В один, далеко не прекрасный день, последовало распоряжение правительства заменить в русских волостях русскоязычных старшин на эстоноязычные. Вместо Ивана Афанасьевича Касперова старшиной Сыренецкой волости назначили эстонца - мясника Яана Парма. Сняли старшину Власовского. Его место занял деятель кайтселита, аптекарь Арнольд Нуут. Старшина передал руководство А. Иеги.   Началось бессмысленное, ничем не оправданное перименование деревень и волостей на эстонский лад.   Сыренецкая волость превратилась в Васкнарвскую. На основании чего спрашивается перечеркнули историю, заменили названия местности, о которой князь Курбский в своей "Истории князя великого Московского" писал: "Сыренеск глаголемый, иже стоит на реке Нарове, идеже она исходит из великого озера Чюцкого". Получилось три необоснованных переименования. Сыренец стал Васкнарвой, Чудское озеро эстонцы переделали в Пейпсиярв, реку Нарову переименовали в Нарву. Видимо кому-то наверху не понравились исконно русские наименования.   Спрашивается, почему переименовали Князь-село в Кунингакюла (Королевская деревня). Опять таки вопреки истории. Никаких королей там не было. Великая княжна Ольга, если не придавать разницы словам король и князь, занималась в этих местах только охотой. Но никогда там не жила. Жила она на другом берегу в Кресто-Ольгинском погосте.   Переименования шли по всем волостям. Благозвучная Скарятина стала Каряти, старинная Степановщина - Калдакюла, Скамья - Пейпсиранна, Заборовье - Тагаметса, Кукин берег - Мала, Верхнее село - Пермискюла, Овсово - Агусалу. Сыренецкая волость стала называться Васкнарвской, Скарятинская - Раяской, Козеская волость - Пиириской.   Ни одно новое наименование волостей и деревень не прижилось. В официальных заявлениях крестьяне вынуждены были называть деревни по-новому. В противном случае они рисковали остаться без удовлетворения своих ходатайств.    

-----------------------------------------------""----------------------------------------------------    

Какова же была судьба принаровской молодежи, бежавшей в Советский Союз?   Всех их постигла одна участь - арест при переходе через границу, продолжительное пребывание в тюрьмах, следствие и обвинение по двум статьям: 84-й - нелегальный переход Государственной границы и 58-й, пункт 5-й - шпионаж в ползу иностранного государства.   Решением особого совещания в Москве почти все перебежчики получили по 10 лет Исправительно-трудовых лагерей.   После ХХ съезда КПСС, восстановившего в стране социалистическую законность, дела многих перебежчиков были пересмотрены и их полностью реабилитировали. Очень небольшая их часть после Второй Мировой войны вернулась на Родину.